Волчья звезда

Улисс с надеждой спросил:

- Мы тут остановимся?

-Нет.

Ветер так выгладил песок, что на нем застыла неподвижная рябь, точно на водной поверхности - любые следы видны были издалека, не нужно быть кочевым, чтобы понять, что тут кто-то прошел.

Потому я обогнула косу вдоль берега, где воды было по щиколотку, а песок гладкий и твердый, и мы вновь оказались на стремнине, только уже с той стороны отмели. Тут теченье было посильнее, зато по другую сторону рукава располагалось множество мелких, чуть выступающих из воды островков; некоторые соединялись песчаными косами, некоторые болтались сами по себе, беспорядочно, словно их вытряхнула в воду из гигантского мешка чья-то огромная рука. Некоторые островки были надежны только с виду - просто кучи плавника, сгрудившиеся у какой-нибудь выступающей из воды коряги. Но тут затеряться было уже легче - требовалось лишь пересечь опасный участок с быстрым течением.

Я обернулась к Улиссу:

- Так ты говоришь, что умеешь плавать?

Он был занят тем, что застегивал сумку - все эти странные завязки и застежки, которые прилипают друг к другу или ползут по ткани, соединяя ее в один кусок.

Он пожал плечами:

- Не попробуешь, не узнаешь, верно?

- Тогда пошли.

Я выпустила из рук палку и та поплыла по течению, время от времени поворачиваясь вокруг своей оси - тут было много водоворотов; опасное место, - и бросилась в воду. Она была теплая, точно молоко и такая же мутная. Улисс плыл за мной - вполне пристойно, но ему мешала болтающаяся за плечами сумка, в которой вздулись пузыри воздуха, так, что она тянула его назад. Внизу, со дна, бил холодный ключ - когда я миновала его, он резанул меня по ногам, точно ножом. Я обернулась и сказала:

- Осторожней.

Он не ответил - выглядел он паршиво, и, похоже, совсем выбился из сил. Из тумана выплыл ближайший островок - в серой рассветной мгле он, казалось, парил над водой. За ним виднелся второй - он-то и был нам нужен.

Улисс отставал, мне пришлось задержаться, чтобы подождать его и меня тут же начало сносить теченьем. Выгребать наперерез было бессмысленно, но он пытался - похоже, на это у него ушли последние силы.

Я подплыла поближе и сказала:

- Бери наискось.

Он даже не поглядел в мою сторону, глаза у него были полузакрыты. Если бы не болтающаяся за плечами сумка, разбухшая, точно утопленник, он бы уже и сам пошел ко дну. Я ухватила за наплечный ремень и развернула его вбок. Выгребать одной рукой было неловко, но с рекой можно поладить, если умеючи - порою она согласна нести тебя сама. Течение закрутило нас и бросило в сторону островка, вода стала мутной и, когда я попробовала нащупать ногой дно, наткнулась пальцами на мягкий ил. Я уперлась в какую-то скользкую корягу, чьи сучья торчали из воды, точно растопыренные пальцы, и потянула ремень на себя - сумка покорно подплыла ближе, а вместе с ней и Улисс. Он не сопротивлялся, но и не сделал не единой попытки мне помочь.

Я укоризненно сказала:

- Что ж ты врал-то, что умеешь плавать?

Он не ответил.

Не думала, что у него так мало сил - с виду он был гораздо выносливей. Уже у самого берега он оступился и упал в воду - лицом вниз, и, должно быть, захлебнулся бы, если бы я не вцепилась ему в ворот и не вытащила на берег.

Я решила, что это он от голода - мужчинам вообще требуется гораздо больше еды, и сказала:

- Тут, должно быть, много рыбы. Если потерпишь, я попробую наловить. Только ее придется есть сырой - костры жечь нельзя.

Он ответил:

- Нет, не надо. Это я так... быть может, пройдет...

Речь его звучала невнятно, словно рот был забит песком.

Ветер собрал песок в высокие холмы, а ракитник, росший на них, мешал им рассыпаться - за одним из таких холмов мы и остановились. Я помогла ему опуститься на землю и снять наплечную сумку - ткань была сырой, но содержимое сумки не пострадало. Жаль только, толку от того, что там находилось, было мало; оружием, стреляющим вспышками, пользоваться здесь нельзя - проще уж сразу подать дымовой сигнал, что мол, вот мы, да и были у меня смутные подозрения, что на воде оно все равно никуда не годится - вода при соприкосновении с огнем превращается в пар, верно? Проще было обломать ветку и заточить ее, превратив в острогу - это я и сделала. Пока я сидела рядом, обстругивая ветку ножом - очень хорошим ножом, видно, переплавленным из старых Предметов (кочевые все железные Предметы, какие раздобудут, пускают в переплавку), Улисс молчал, но, как только я поднялась, сжимая острогу в руке, он сказал:

- Не уходи.

В голосе его прозвучал такой испуг, что я, пожав плечами, вновь села.

- Скажи что-нибудь.

-Что?

- Все равно. Только не молчи.

Я подумала - может, ему было одиноко, и оттого страшно, или он все еще печалился по своей Диане, но нельзя же так позволять себе распускаться! Но все равно спросила:

-Улисс, что же все-таки произошло там, в палатке?

Спросила явно не о том, что он предпочел бы услышать, потому что он вновь ощутимо напрягся м ответил:

- Это неважно.

- Но ты-то знаешь, что?

Он, по-прежнему неохотно, сказал:

- Да. Знаю.

- Не хочешь об этом говорить?

Он сказал:

- Не могу.

- Что ж... дело твое.