Волчий камень

Дойдя до крыльца, Анита взялась за шелковый шнурок, висевший над дверью, и позвонила. Звук получился не тонким и дробным, какие обычно издают дверные колокольчики, а низким и гулким, как у большого колокола. Отголоски еще не стихли, а дверь уже отворилась, и из проема на Аниту глянуло строгое лицо с подстриженной черной бородкой.

«Дворецкий», – догадалась Анита, разглядывая низкий вытянутый подбородок, почти закрывавший миниатюрный галстук-бабочку. Хотя «дворецкий» – понятие британское, в Германии этот сорт прислуги называется, видимо, по-другому. Зато выглядят они почти везде одинаково.

– Могу я видеть мадемуазель Бланшар? – спросила Анита опять же по-французски. Натолкнувшись на молчание, повторила вопрос по-английски.

Этот язык обладателю длинного подбородка и щегольской бородки был знаком. Понимая, что посетительница принадлежит к представителям аристократии, он ответил вежливым полупоклоном и не менее вежливым отказом:

– Сожалею, но с мадемуазель Бланшар вы повидаться не сможете. Ее нет здесь.

– Странно. А в полиции мне сказали, что она в гостях у герра Либиха.

Слово «полиция», как и рассчитывала Анита, вызвало у дворецкого беспокойство. Он несколько мгновений буравил незнакомую гостью взглядом, после чего предложил:

– Быть может, вам угодно будет повидать самого герра Либиха? Он сейчас дома.

Анита ответила молчаливым кивком, исполненным достоинства и не лишенным нарочитой надменности. Этот маленький штрих должен был закрепить у дворецкого впечатление важности ее персоны. Галстук на шее черноусого вздрогнул, словно бабочка собиралась взлететь. Растеряв добрую половину своей спеси, дворецкий раскрыл дверь пошире и посторонился.

– Прошу вас… Я сейчас доложу герру Либиху о вашем приходе. Простите, как вас представить?

– Анита Моррьентес.

Дворецкий торопливо пошел наверх по длинной мраморной лестнице, а Анита принялась рассматривать просторный, сделанный на английский манер холл. Если снаружи особняк выглядел просто и скучно, то внутри зрелище было куда интереснее. Со всех сторон Аниту окружали барельефы: таращились морды лепных львов, замерли в изощренных па козлоногие сатиры, из скульптурных джунглей выглядывали совсем уж экзотические существа, чью природу определить не представлялось возможным. Анита смотрела на них и ежилась – не только от той жутковатой кричащей дисгармонии, которую являли они все, вместе взятые, но и от холода, стоявшего в холле. Такой холод бывает в фамильных гробницах.

– Герр Либих ждет вас, – сообщил, спустившись сверху, дворецкий. – Будьте добры следовать за мной.

Анита последовала и вскоре очутилась в комнате, представлявшей собой образец рабочего кабинета, принадлежащего педантичному и лишенному воображения человеку. На стеллажах, достигавших по высоте уныло-белого потолка, не было ничего, кроме одноцветных и одинаковых по толщине книг с немецкими надписями на корешках. Напротив стояли в ряд громоздкие, точно выструганные из цельных кусков дерева и обтянутые черной кожей стулья, а у окна возвышался кубообразный стол, за которым, положив руки на полированную крышку ладонями вниз, словно готовясь подпрыгнуть, сидел Гельмут Либих.

– Guten Tag, – сказала Анита, когда дворецкий тихо и мягко затворил за нею дверь кабинета.

– Вам, вероятно, трудно говорить на немецком? – произнес Либих по-французски, привстав над столом. – Мы можем перейти на язык Вольтера или Байрона.

Далее разговор велся на французском. Либих предложил гостье сесть, а сам принялся вышагивать по кабинету вдоль стеллажей, заложив руки за спину. Анита сделала вывод, что химический магнат взволнован.

– Если судить по имени, вы – испанка? – спросил он, дойдя до двери и круто развернувшись на каблуках лакированных туфель.

– Я подданная Российской империи, – ответила Анита, чтобы сразу расставить все точки над «i». – Приехала в Германию со своим мужем, русским военным инженером. Мы путешествуем по Европе.

– Позвольте узнать, что привело вас ко мне?

– Я хотела повидаться с мадемуазель Бланшар.

– Почему вы решили, что застанете ее здесь?

– Мне сказали об этом в полиции.

– В полиции? – Либих остановился и повернул к ней лицо с белесыми, чуть навыкате глазами. – Вы имеете отношение к полиции?

– Такое же, какое имеет к ней любой другой обыватель. Мой интерес к мадемуазель Бланшар не связан с интересами господ полицейских. Я провожу собственное расследование.

– Расследование ЧЕГО? – жестко спросил Либих, в упор глядя на посетительницу.

– Расследование обстоятельств гибели Андрея Вельгунова. Вам, безусловно, знакомо это имя?

– Мм… – Либих изобразил замешательство. – Это тот русский, который умер позавчера у входа в кафе «Лютер унд Вегнар»?

– Совершенно верно. Я стала невольной свидетельницей трагедии. Надеюсь, вам известно также, что мадемуазель Бланшар приходила ко мне и мы говорили с ней о Вельгунове?

Либих повел себя умно – не стал разыгрывать удивление. Немного помолчал, вернулся к столу, тронул тяжелый пирамидальный подсвечник. Затем промолвил:

– И что из этого следует?