Волчий камень

– У меня хорошая память, – сказала Анита, и в груди что-то дрогнуло от осознания того, что сейчас приоткроется темная завеса, скрывающая Тайну.

Либих сел за стол, руки его подрагивали. Не спрашивая разрешения, он закурил. Дым потянулся к потолку, стал расползаться густым ватным облаком.

– Вы хотите услышать правду? Я удовлетворю ваш интерес. Но повторяю: речь идет о деле, чей секрет принадлежит не мне одному, а группе людей, сплоченных осуществлением общей задачи. Могу ли я быть уверенным, что моя искренность с вами не перечеркнет этих намерений?

«Смотря какие намерения», – хотела заметить Анита, однако подумала, что эта реплика может разрушить с таким трудом установленный контакт.

– Я не собираюсь вмешиваться в ваши дела. Я частное лицо и всего лишь путешествую.

– Ладно. – Либих щелчком сбросил пепел с сигары в хрустальную пепельницу. – Довольно предисловий. Я сказал «А», следовательно, придется сказать и «Б». Знаете ли вы, что Элоиза… что мадемуазель Бланшар – русского происхождения? Ее настоящее имя – Елизавета. Мать ее была московской дворянкой, дочерью полковника Ашихмина, героя Итальянского похода и Отечественной войны. После разгрома Наполеона полковник остался во Франции, он командовал одним из подразделений, оккупировавших Париж. Поскольку пребывание русских частей за границей затянулось на несколько лет, он перевез туда свою семью: жену и восемнадцатилетнюю дочь, которая познакомилась на одном из парижских балов с французским коммерсантом по фамилии Бланшар. Они поженились, и вскоре на свет появилась Елизавета. Теперь весь мир знает ее как писательницу Элоизу де Пьер.

Насчет всего мира это он, пожалуй, хватил лишку, подумала Анита. История происхождения мадемуазель Бланшар была любопытна, однако ничего не объясняла.

– Элоиза рано стала самостоятельной девушкой. В семнадцать лет она уже писала великолепные романы, а в двадцать ее литературные доходы выросли настолько, что она перестала зависеть от родителей. Она переехала в Германию, а они остались в Париже и жили там до тысяча восемьсот тридцатого года, вплоть до того момента, когда во Франции вспыхнула революция и жить под аккомпанемент ружейной стрельбы и пушечной канонады стало неуютно. Мсье Бланшар с супругой приняли решение переехать на жительство в Россию. Увы, этот поступок оказался роковым. В России мадам Бланшар, мать Элоизы, арестовали по ложному обвинению в шпионаже, и она умерла в камере от чахотки еще до окончания следствия. Ее муж сошел с ума. Таким образом Элоиза осталась сиротой… Трагично, не правда ли?

– Трагично, – подтвердила Анита, придав лицу соответствующее услышанному печальное выражение. – Надо полагать, после всего, что случилось с ее родителями, мадемуазель Бланшар в России не бывала?

– Она вообще ни разу там не бывала, – сказал Либих, задумчиво встряхивая сигару над пепельницей. – Но о том, что Россия – родина ее предков, она не забывала никогда. Вы должны это учесть, прежде чем услышите главную часть моего повествования.

Анита сделала жест, означавший, что она все поняла и учла.

– Элоиза внимательно следила за тем, что происходит в России, – продолжал Либих, – и ее, как и всех мало-мальски просвещенных людей в Европе, возмущали царившие в этой стране варварство и дикость. Император Николай вверг империю в мрачную бездну, грозящую бедой не только самой России, но и другим странам, находящимся в непосредственной близости от нее. Это грубый вандал и невежа, поработивший собственный народ и мечтающий о том, чтобы поработить цивилизованные государства, не располагающие достаточной военной мощью. Я, как сын видного ученого, выпускник Оксфорда и… гм… близкий друг мадемуазель Бланшар, разделяю ее точку зрения.

И снова Анита сдержала вертевшееся на языке возражение. Спорить не нужно, пусть герр Либих расскажет свою историю до конца.

– Вы, верно, сделали вывод, что Вельгунов был нашим врагом и мы с Элоизой каким-то неведомым криминалистике способом отправили его к праотцам? Вы ошиблись, сударыня. Вельгунов был нашим союзником, и именно он в начале осени принес нам весть, которая заставила нас оставить отвлеченные рассуждения и перейти к практическим действиям.

Здесь Гельмут Либих замолчал и с силой вдавил сигару в пепельницу. Анита сидела как на иголках.

– Что же это за весть?

Dios mio, почему все мужчины так невыносимо медлительны! Почему каждое слово нужно вытаскивать из них клещами? Вот и этот напыщенный торговец химическими удобрениями сидит и тщательно мнет свою зловонную сигару, будто забыв, что прервался на полуслове.

Внезапно медлительность Либиха исчезла: он бросил сигару, с грохотом отодвинул кресло и, выйдя из-за стола, шагнул к Аните.

– Едем!

– Куда?

– Сейчас увидите… Все увидите!

Либих вышел в коридор и что-то приказал по-немецки дворецкому, который дежурил неподалеку от двери кабинета. Через минуту Анита уже садилась в экипаж – тот самый, в котором два дня назад разъезжала мадемуазель Бланшар. Либих пристроился на сиденье напротив, он был хмур и нервно подтягивал черные перчатки, плотно облегавшие его тонкие аристократические руки.