– Ее тоже ищут, – проворчал Ранке, в очередной раз уязвленный тем, что не может предъявить в доказательство своих стараний ничего конкретного. – По моим сведениям, она покинула Берлин и находится где-то в окрестностях. Мы отыщем ее, не сомневайтесь. Но я считал бы куда большим достижением поимку Хаффмана. Этот субъект может причинить нам еще немало хлопот.
Максимов вышел из коляски. Держа в одной руке боксерские перчатки, другую протянул Аните. Гюнтер стоял возле своей лошади и поправлял на ней подпругу. Ранке сошел на заметенный снегом тротуар последним. Сохраняя озабоченность на своем обыкновенно добродушном лице, вяло проговорил:
– Не смею больше докучать вам своим присутствием, господа. Когда вы намерены покинуть Берлин?
– Чем скорее, тем лучше, – ответил за себя и за жену Максимов. – Анна любит приключения, но иногда их бывает многовато. Через день, в крайнем случае через два мы уедем во Францию. Там революционные беспорядки вроде бы улеглись.
– Конституция Второй республики принята в начале ноября. Меньше чем через неделю пройдут выборы главы государства. Нет сомнений, что победит принц Луи, племянник Наполеона. Во Франции с ним связывают возрождение прежнего величия страны.
– По крайней мере, преобразования там перешли в мирное русло. Меня это искренне радует.
Разговаривая с Ранке, Максимов то натягивал перчатки на руки, то снова снимал их. Движения были машинальными – давало знать о себе еще не улегшееся после боя с англичанином нервное возбуждение. Гюнтер, разобравшись с подпругой, приблизился к господам и произнес несколько слов.
– Он спрашивает, не будет ли у вас еще каких-нибудь распоряжений, – пояснил Ранке.
– Нет, – ответил Максимов. – Переведите ему, что он свободен.
Однако Анита подняла руку, давая Гюнтеру знак остаться на месте, и обратилась к Ранке:
– Вы сказали, что были бы весьма довольны, задержав Хаффмана. Я уважаю вас, герр Ранке, и потому не могу отказать себе в удовольствии помочь вам.
– Что? – не поверил Ранке. – Помочь мне найти Хаффмана? Вы знаете, где он скрывается?
Анита улыбнулась ему мягкой, очаровывающей улыбкой.
– Вы повторяете типичную ошибку полицейских, герр Ранке. Почему-то все ваши коллеги склонны считать, что преступник, объявленный в розыск, непременно должен прятаться в укромном месте, подальше от людских глаз. Неопытные преступники именно так и поступают.
– А опытные? – спросил Ранке, все еще не понимая, к чему она клонит.
Анита еще раз улыбнулась и внезапно сделала нечто по-детски глупое, вызывающе дерзкое и абсолютно необъяснимое – протянула руку и сильно дернула Гюнтера за рыжую бороду.
Трудно сказать, как поступил бы любой другой берлинский извозчик в ответ на подобное оскорбление. В зависимости от характера, мог бы, наверное, либо оторопеть, либо разразиться грубой бранью, которая в устах немцев звучит особенно колоритно. Гюнтер же поступил по-своему – выхватил из кармана револьвер и, вскинув длинный ствол, с бедра –
Ударил по всем правилам боксерского искусства: шаг левой ногой, перенос на нее тяжести тела, разворот – и кулак сам устремился к цели. Гюнтер пошатнулся, зрачки его поплыли вверх. Револьвер вывалился из его руки на снег, а вслед за тем зажмурившаяся Анита услышала звук, сравнимый со звуком упавшего мешка.
– Что все это значит? – донесся до нее после некоторой паузы голос Ранке.
Анита открыла глаза. Лишившийся чувств Гюнтер лежал у ее ног. Она наклонилась и снова дернула его за бороду.
– Хаффман! – ахнул пораженный Максимов.
Анита протянула отклеившуюся бороду Ранке. Тот взял комок рыжих волос, посмотрел на него, потом на лежавшего человека.
– Не случилось ли у меня помутнение рассудка?
– С вашим рассудком все в порядке, герр Ранке, – проговорила Анита и поддела ногой револьвер, из которого ее только что хотели убить.
Максимов поднял оружие, стряхнул с него снег. Очень тихо произнес:
– «Патерсон». Я же говорил: очень ненадежная штуковина, часто осекается…
– Мое счастье, что ее изобретатель находится только в начале своего творческого пути, – сказала Анита. – А ты все-таки выиграл сегодняшний бой, Алекс. Ты победил
Глава девятая. Тихо и страшно