Начало ей положила просьба компетентных органов помочь с помощью гипнотического метода устранить некоему юноше из приличной семьи русский акцент в разговорном немецком.
Неуклюжесть уловки, с помощью которой органы попытались привлечь Мессинга к пустяковому, на первый взгляд, заданию, насторожила его. Можно подумать, у них не было специалистов по немецкому языку! И кто этот юноша из приличной семьи? Вольфа вовсе не прельщало брать на себя ответственность за его судьбу. Он согласился только потому, что с этой просьбой к нему обратился Трущев Николай Михайлович. Ему он не мог отказать.
В начале 1942 года он специально прибыл в Новосибирск для встречи с Мессингом. Они встретились у Вольфа в гостиничном номере, помянули прошлое, обсудили создавшуюся ситуацию, и спустя сутки, выписав по совету Трущева командировку в столицу, медиум уже был в Москве.
Бомбардировщик – это не гостиничный номер, где трудно избавиться от посторонних ушей, так что они имели возможность обговорить все детали предстоящего задания. Сразу после посадки – время было позднее, далеко за полночь – Мессинга доставили в самое высокое здание в столице.
Первым делом он встретился с наркомом. Берия заметно пожелтел, исхудал, глаза были до крайности усталые: видно, работы было невпроворот. Тем самым он несколько развеял опасения Вольфа насчет способности кремлевской власти оказать сопротивление врагу. Времена были трудные, и вера в победу, отовсюду доносившаяся до него, нередко сочеталась с розовыми надеждами на то, что «немецкий пролетариат наконец проснется и сбросит преступную фашистскую клику». Или, что еще тревожнее, «“наши” сумеют договориться с немцами». Этот неожиданный для Мессинга разочаровывавший оттенок будущего плохо сочетался с природной русской привычкой кряхтя тащить воз, каким бы тяжелым он ни казался. Но что было, то было. К счастью, у этих, в Москве, подобных настроение не было, это внушало надежду на осуществление предсказанного им будущего.
Лаврентий Павлович встретил Вольфа на удивление приветливо. Назвал «старим дружищем», поблагодарил за желание помочь, угостил чаем. Затем протянул папку и предложил ознакомиться с делом негодяя, осужденного за шпионаж, от чего Мессинг, помня разговор в самолете, резко отличавшийся от беседы в гостинице, решительно отказался. Не хватало, чтобы он увяз в секретных материалах!
– Нет так нет, – пожал плечами Лаврентий Павлович.
Он коротко, не вдаваясь в подробности, рассказал о подозреваемом, его, так сказать, жизненном пути, затем толково и с въедливой дотошностью обрисовал задачу и предложил приступить.
В свою очередь Мессинг попросил оградить их разговор от прослушки. Прилипчивое ухо от него все равно не скроешь, а эта добавка к беседе заметно осложнит выполнение задания родины.
– Почему? – спросил нарком.
– Я постоянно буду отвлекаться от работы. Насколько я понял, вам нужен ответ на вопрос, готов ли осужденный честно сотрудничать с советской властью или он лукавит? Комментарии и объяснения вас не интересуют?
Берия согласился:
– Хорошо. Давайте результат. В случае чего объяснения мы и так получим.
Трущев повел Вольфа по коридору, затем они вышли во двор, направились к мрачному зданию внутренней тюрьмы, и по мере приближения к цели его все крепче охватывал страх и раскаяние – только очень легкомысленный и крайне недалекий человек мог добровольно согласиться быть помещенным во внутреннюю тюрьму на Лубянке. Пусть даже на несколько часов. А если это ловушка? Мессингу стало за себя стыдно. Сколько сил Вилли Вайскруфт потратил, чтобы научить его держаться подальше от властей, а он вновь ввязался в темную историю. Скверную шутку играет с человеком неистребимая греховность натуры. «Измы» исполнительности и оказанного доверия ловко подцепили его на «интерес», на профессиональный азарт, обещая познакомить с мыслями врага на расстоянии. То, что он имел дело с врагом, представлялось очевидным.
Трущев довел медиума до железных дверей, где их встретил дежурный офицер, проводивший Вольфа в камеру. На пороге, уже погружаясь в
Пациентом оказался рослый чернявый молодой человек лет двадцати с характерным «арийским» носом.
Мессинг представился. Заключенный ответил, что рад встрече с ним даже в такой неожиданной обстановке. Действительно, по-немецки он говорил с заметным славянским акцентом – громыхал буквой «р».
Акцент – пустяк, акцент можно исправить…