Волк в ее голове. Книга II

— Стерва!!! — ещё громче повторяет Леонидас, хватает мобильный вновь и выходит из класса. Занавески поднимаются синим парусом, мои щиколотки обдаёт ледяной сквозняк. Полупрозрачные портреты химиков под потолком постукивают друг о друга, и вскоре из коридора долетают рикошеты телефонной ругани: «Катя», «развод», «пустынь», «школа».

Минут пять спустя Леонидас возвращается и молча бухается за стол. Лицо пылает всеми оттенками красного, глаза блестят.

— Значит, твой отец часто не бывает дома? — спрашивает он с вызовом.

— Ну, с нами живут его девушки.

— Если твой отец подолгу не дома, это не нормально. Дети должны быть с родителями. С обоими родителям. Дети должны говорить с обоими родителями. Если этого нет…

— Слушайте, я достаточно взрослый, чтобы…

— Сомневаюсь.

— …время от времени, скажем, жить одному или… э-эм, с новой пассией отца. Или со старой. Не знаете, когда их уже считать старыми? Не в смысле возраста, а в смысле новизны?

Я осознаю, что опять держу ручку. Щ-щёлк?..

Леонидас хватает очередную диагностику, проглядывает верхние ответы и сердито бросает обратно в стопку.

Занавеска рябит, поскрипывает на сквозняке; с улицы тянет морозцем. На каждый мой щелчок у Леонидаса дёргается бровь.

— Артур! Да… — Он подбегает и выдёргивает у меня ручку. — Получишь после уроков. Хоть общёлкайся.

Ручка улетает в ящик стола, Леонидас возвращается за проверку.

— А чё будет, когда вы поговорите с отцом?

Тишина. По бородатому лицу пробегает солнечный зайчик и гаснет.

— Сами подумайте. — Я примирительно улыбаюсь и пальцами барабаню по парте. — Чё это изменит?

— Если это ничего не изменит, придётся рекомендовать для тебя специальные формы обучения.

Моя улыбка тяжелеет.

— Напоминаю ещё раз: в подсобке было двое.

— У Валентина терпимые оценки по всем предметам. Без непонятных «пятёрок» и незаслуженных открытых уроков.

Воздух бессильно выходит из моих лёгких.

— Типа, я виноват, что получал «пятёрки»?

— Это знаешь только ты. И Вероника Игоревна.

— Само собой! Слушайте, а реактивы всё-таки делали ноги или нет? Чисто для статистики.

— Милый друг!..

Я затыкаюсь и перевожу взгляд за окно: вот кладбищенской холм и оградка на его вершине. Вот «Четвёрка» на стекле. Я смотрю на неё так долго, что за синими волнами занавесок, за этой жутковатой цифрой, за обжигающе-синим небом проступает репортаж с видеокассеты: лесная дорога, милиция, знак опасного поворота.

Словно знак приговора. Неизбежности.

Фатума.

Я достаю телефон, медленно провожу пальцем по экрану — снимаю блокировку — и набираю сообщение Диане.

13:18 Я

Как меня всё заколебанило

Сотовый кукарекает уже через пару минут.

13:18 Геката

Колл-центр космических бродяг приветствует вас из глубин вселенной! ¯\_(ツ)_/¯

Если вас достают зомби-мутанты, наберите «1». Если крокодилы «2». Если вы затрудняетесь определить опасность, сожрите её сами.

13:19 Я

Не бесишься за суши?

13:19 Гекката

Записала в чёрную книжечку

Чего там?

13:19 Я

Леонидас. Хочет пойти со мной домой и ждать отца.

13:19 Геката

Блядь!

Вот умора

Ты, Леонидас и твой батя!

И все молчат!

Мои внутренности натягиваются гитарной струной. Я пишу Диане «спасибо за понимание», затем стираю. Пишу «Насчёт ноута…», стираю вновь.

13:20 Я

Сколько можно материться?

13:20 Геката

Я люблю материться

13:20 Я

А я нет.

13:20 Геката

Вот и сиди с Леонидасом!

Лучиков говна вам! ¯\_(ツ)_/¯

Мой палец едва не продавливает экран.

— Пожар хорошо скрывает завышенный расход, — замечает Леонидас.

— Вы сейчас с кем говорите?

— Я отвечаю на твой вопрос о реактивах. Опись и реальный расход у Вероники Игоревны совпадали крайне редко. Можно подумать, это от невнимательности. Или от вольности в подсчётах. Начиная с реактивов и кончая… — Леонидас шлёпает очередной бланк на стопку проверенных работ и поднимает тяжёлый взгляд, — кончая оценками.

Тут стекло мобильника не выдерживает: с хрустом трескается и вспарывает мой палец. Не проходит и секунды, как на коже набухают капли крови и расползаются по мерцающему экрану алыми ручейками.

Спасибо.

Мне только этого не хватало.

Большое, большущее, блин, спасибо.

Закончив мысленно чертыхаться, я выкапываю из рюкзака пластырь и залепляю ранку. Протираю телефон — без успеха, потому что ручейки уже просочились под стекло. В этих заботах и в размышлениях об исчезающих реактивах проходит минут пятнадцать, наконец, Леонидас выравнивает бланки и встаёт.

— Пойдёшь со мной в туалет.

— Вместе писают только девочки.

— Милый друг, я жду.

— Сорян, чё-то мне с вами не хочется.

— Мне тащить тебя силой?