Волк в овчарне

- Однако… - Тут его голос сделался хриплым. И по причине мрачного тона мне показалось, что даже свечи в комнате стали гореть тусклее. – Однако, если дела пойдут обычным ходом, так не случится. Помимо блеска и великолепия уделом нашим станут наша собственная погибель и презре­ние со стороны чужаков. Не пройдет и столетия, как наша страна превратится в корчму на перекре­стье дорог для чужестранных войск, а не завершится второе – и нам будет уготована судьба переби­тых этрусков, троянцев, вавилонян. И пропадем мы полностью, пан Деросси, разорванные волком, медведем и стервятником. Сегодня в Москве по-польски говорят и дорогу перед нами шапками метут. Близок и тот день, когда в залах варшавского замка бросят на пол под наши ноги русских царей, как принято бросать добытые хоругви… Так что с того, великолепие закончится, а наши потомки станут изучать кириллицу, и придется им лес в сибирской глубинке корчевать… Сейчас прусский герцог ноги нам лижет, а римский император, опозоренный Замойским с поля битвы уходит, послезавтра же вме­сте с московитом раздерут они Речь Посполитую, как собаки труп. Да, Иль Кане, ты наверняка еще не знаешь, что когда-то тебя прозовут таким вот прозвищем, но я все это видел глазами Малгожаты. Точно так же, как и резню тысяч поляков, караваны телег, увозящих наши богатства; кибитки, ползу­щие на восток ссыльных. И выстрелы в затылок беззащитных пленников в березовом лесу… Не знаю, есть ли на свете кто-либо, способный все это изменить, но, клянусь христовыми муками, можно ли мне, располагая подобными знаниями, не попробовать? Давай попробуем вместе, милс'дарь Де­росси, а я знаю, что тебе уготована большая роль…

Не знаю, что он имел в виду, говоря о моей роли. И не очень-то желал знать. Сейчас перед моими глазами стоял очевидный сумасшедший.

- Маргоська говорит, что с твоим участием подобная перемена возможна. Потому, умоляю? Не откажи в моей скромной просьбе, а если нет… - тут он с яростью схватил чекан, лежащий возле наших сумок, - этим вот железом твои мозги на свет божий вытащу!

Я видел, что пан не шутит, а поскольку то был не первый сумасшедший, которого я видел в своей жизни, то быстренько отступил за стол и быстро сказал:

- Я сделаю все, чтобы помочь пану в его славном деянии.

На такое dictum

(здесь: заявление) Пекарский чекан из рук выпустил и, вместо того, чтобы да­лее угрожать, подскочил ко мне, обнял сердечно и, заливаясь взволнованными слезами, целовать начал. При этом он восклицал, что я стану salvator'ом, спасителем… Больше рассказывать ничего не стал, а только, допив вино, лег в своем алькове и с места похрапывать начал.

Я посчитал, что самое время будет покинуть его опасную компанию и броситься наутек. Так как дорога через прихожую, в которой спал Кацпер, была занята, я открыл окно и по карнизу спус­тился на улицу. Со мной был мой кошель, и я питал надежду на то, что в трактире получу коня, кото­рый и позволит мне быстро, раз и навсегда покинуть эту сторону. Но, только лишь я вышел из про­улка, как увидел знакомую уродливую тень.

- Могу ли я господину в чем-нибудь помочь? – умильным тоном спросил Мыкола, явно ожи­давший меня здесь.

Единственное, что пришло мне в голову, это было признание в том, что выбрался я в поисках девки, способной сделать эту ночь поприятней. Не успел бы кто и пары молитв прочитать, как мы очутились в сандомирском доме терпимости. Мыкола выискал для меня Ганку, девицу лет, возможно, пятнадцати, но в своей профессии, похоже, весьма оборотистую, хотя, на мой средиземноморский вкус, уж очень от нее кошачьей мочой несло. Однако, поскольку все мои мысли были Маргаретой за­няты, не мог я с головой в разврат пуститься. Я заплатил Ганке, чтобы побыла со мной с четверть ча­сика, ничего ей не делая, сам же мыслями улетел в имение, к таинственной девушке…

* * *

Утром пан Пекарский ни словом не упомянул о моей ночной эскападе. Мыкала как сквозь землю провалился, так что я подумал, что все случившееся обойдется без каких-либо последствий.

Пробездельничав по моей просьбе еще один день, поскольку мне хотелось осмотреть истори­ческие памятки города, неоднократно той же историей испытанного (мне рассказывали про особенно жестокие нашествия татар), осмотрев коллегию, замок, а еще коллегию отцов иезуитов, на следую­щий день мы выбрались в обратную дорогу. Кацпер ехал впереди, мы же держались слегка сзади. Похоже, пан Михал никаких разбойников не опасался, будучи с ними, что доказывал мой случай, в наилучших отношениях.