Волк в овчарне

- В Крыму для меня уже нашли девоньку удивительную, двенадцать годков всего, своими про­роческими свойствами равняющуюся Маргосе, и даже превышающую ее. Вскоре ее привезут в Бень­ковице, и тогда предыдущие потери времени будущей пани Пекарской закончатся.

- Конечно, замужество для нее станет огромной честью. Только я слышал, будто бы вы обе­щали дать ей полный выбор. А вдруг она изберет монастырь или свободный выезд за границу?

Пекарский стиснул губы и со злостью рявкнул:

- Тут уже мое дело в том, чтобы не выбрала. Но ручаюсь в том, милс'дарь, когда попробует она моего живчика, позабудет она про монастырские одеяния…

Через две ночи Маргарета вновь пришла ко мне, вся в слезах, трясущаяся.

- Так пан уже знает, какую судьбу готовит мне тиран?

Я кивнул.

- Лично я предпочла бы умереть. Ибо человек этот не только переполняет меня страхом, но и еще большим отвращением.

- Ну что тут я могу посоветовать, моя пани, - разложил я руки. – Упирайся на том, что он дал тебе в этом деле nobile verbum.

- Ты, сударь, не знаешь его жестокости. Четвертый год уже грешная оскома его пожирает, увидев меня, облизывается он, сопит, громко дышит, а когда думает, будто бы я не вижу, собственно­ручно себя удовлетворяет. Если бы не страх, что вместе с девственностью я дар ясновидения поте­ряю, давно бы уже он меня опозорил, не считаясь с моим сопротивлением…

И слезы покатились ей на щеки. Из чистого сочувствия прижал я девушку к себе, пока не по­чувствовал, как та дрожит. Хуже того, почувствовал я и груди ее крепенькие, что навалились на меня вроде как жеребята, из загона на волю вырвавшиеся. Тогда я отодвинул Маргарету от себя.

- Забери меня с собой, пан Альфредо, - прошептала она. А поскольку я, совершенно изумлен­ный, продолжал молчать, Малгося продолжила: - Вижу, сударь, что неприятна я вам. Только ведь я… я полюбила вас с первого же взгляда.

- Маргося!

- Люблю, сударь мой, и твое лицо, и твой разум, умные глаза и умелую в творении искусства руку. Люблю душу твою любопытствующую, отважную и то… то самое непонятное, что столь отли­чает тебя от обычных людей.

Боже, ну что я мог на это сказать? Что она ангел, за которым любой мужчина в огонь бы по­шел? Что она первая женщина, при виде которой сердце мое бьется так, как рядом с Беатриче. Что я отказал в помощи несчастной Леонии, ибо не поверил ей, и вот теперь знаюб, что девушка пятый год в могиле лежит, червям на потеху?

- Помоги мне, сударь, - повторила Маргарета. – Приготовь отраву, которую я сама палачу сво­ему подам, или же сама с ее помощью ускользну в объятия смерти…

- Я могу попробовать, моя пани, только не думаю, будто бы это был правильный шаг.

Девушка взяла мою руку и подняла к своим губам. Потом вползла на кровать. Я отползал к стене, но когда почувствовал ее полные уста на собственных губах, ее жадный язык, такой роскош­ный, сплетшийся с моим, я готов уже был позабыть о страхе и неизбежной мести…

Скрипнула дверь, и в комнату заглянул Блажей.

- Господи, Маргоська, весь дом разбудишь… И хозяина…

Тут девица пришла в себя, спрыгнула с кровати и выбежала из комнаты.

Мы остались сами. Я и молодой слуга Пекарского.

- Будь уверен, пан, что я не донесу, - медленно произнес он, глядя мне прямо в глаза. Я уже настолько понимал польский язык, что понял смысл того, что он мне говорит.

- Я хорошо заплачу… - выдавил я из себя на том же языке.

- Не хочу я оплаты, - ответил он твердо, той твердостью людей из народа, что неожиданно силу свою поняли, - только оставь мне Ягнешку. Я с ней жениться хочу.

- Хорошо, - не колеблясь, сказал на это я и протянул ему руку.

* * *

Не знаю, догадался ли пан Михал о том, что произошло между нами. Достаточно сказать, что с тех пор двери, ведущие в башню, он тщательно запирал, так что больше красивую девушку я не ви­дел. Отраву я составил, вот только мне не удалось ни разу одному на кухне остаться, чтобы поднять ее наверх. А вот с Ягнешкой всю проблему я решил вот каким образом: в тайне сообщил ей про не­приятное почесывание и появившиеся язвочки, которые могли быть результатом моего посещения дома терпимости в Сандомире; так что та рванула от меня молнией. Надеюсь, прямиком в объятия Блажея.

Закончился пост, прошло Воскресение Господне, сошли снега, и после длительной и мороз­ной зимы пришел апрель, весьма даже жаркий, что люди считали хорошим предсказанием.

Получив, в конце концов, известия, что выкупленная в Крыму девочка уже находится в Замос­тье, пан Михал решил, чтобы вместе с обязательным Кацпером отправить меня туда, откуда со вспо­могательными войсками сандомирской земли, спешащими под Смоленск, я должен был отправиться в Вильно и быть представлен при дворе королевы Констанции. Об \том он сообщил мне во время прогулки, не позволяя даже в дом вернуться, так что я не мог Блажея подкупить, чтобы тот доставил Маргарете заказанный яд.