Волки траву не едят

– Ты его шрамы видела? – спросил Олег.

– Не-е-ет. Он мне не показывал, – удивилась Анабель.

– Нашел что спросить, – буркнул Лавров.

– Ну-у-у, тогда это многое меняет, – обрадовался Олег наконец-то прояснившимся отношениям между Виктором и Анабель и отсутствию конкуренции на пути к сердцу девушки.

– Вы сегодня все утро говорите загадками, – обиделась девушка и надула губки…

Олег обмяк. Его большая светловолосая голова склонилась на выкопанный валун, плечи содрогнулись от нестерпимой боли. Лавров бросил копать, пододвинулся на коленях к боевому другу и молча похлопал его по плечу. Тот поднял мокрое лицо, под глазами у него были темно-фиолетовые круги. Сердце Анабель сжалось одновременно и от сострадания, и от нежности к Осинскому.

– Вы хороший человек! – сказала Анабель, всхлипывая.

– Это вы еще не все знаете, – с трудом ответил Олег. – Я иногда такой хороший, что сам себе радуюсь.

Они подарили друг другу долгий многозначительный взгляд.

– Воздух здесь, что ли, волшебный? Помнится, в склепе Гитлера вы были на «ты», – с улыбкой заметил журналист.

Наконец после долгих мучений мужчины расшатали и выковыряли на себя еще один валун. На его место тут же провалился снег, один из камней сильно ударил Виктора по пальцу, и он рефлекторно поднес его ко рту. Слизал кровь, взял у Анабель фонарь, посветил и снова принялся копать.

– А почему арабы так поступили? – вдруг спросила аргентинка. – Адольф ведь ясно дал понять, что у него теперь другие цели.

– Человеку легче все потерять, чем отказаться от своих идей о том, «как надо» и «как должно быть». У людей это случается сплошь и рядом, – с усилием произнес Осинский.

– Может быть, он боялся показаться нам смешным?

– Умный человек не боится показаться смешным. Если человек в состоянии посмеяться над собой, это говорит о его внутренней свободе.

– Услышав от Будды-Гитлера, что нацизм больше не актуален, арабам вообще ничего не надо было говорить, только слушать, – взгляд Анабель стал пугающим. Глаза казались озерками темноты. Более черными, чем сама чернота.

– Если бы люди говорили только тогда, когда им есть что сказать, человечество вообще разучилось бы говорить, – голос Осинского перешел в едва слышимый шепот.

Виктор, упершись ногами в стенку грота, выдавил очередной валун наружу. Луч солнца проник в убежище. Лавров высунул голову и при дневном свете внимательно разглядел крутой спуск с вулкана и две каменных глыбы, заваливших выход из грота. Щель, которую он выкопал, была не шире дыры в собачьей конуре. Ниже высились еще две ледяные глыбы, они стояли не очень близко к их гроту, но обзор закрывали. Вряд ли лед и снег простирались сильно ниже, но увидеть, так ли это, было невозможно.

В свете утреннего солнца склон Мелимойу производил мирное впечатление. Небо было ясное, базальтовые глыбы, загородившие проход, были влажными от начавшего таять снега. Виктор сгреб снег там, где почище, и попробовал его на вкус.

– Хорошо зимой: упал – и сразу приложил к ушибу лед, – грустно пошутил украинец.

Ничего живого вокруг не было. Лавров еще раз попробовал расшатать камни: они стояли мертво.

Анабель выглянула следующей, просто чтобы глотнуть свежего воздуха, и вдруг замерла от неожиданности и испуганно посмотрела на Лаврова, будто прочитав его мысли. Потом она быстро спряталась обратно в убежище. Осинский без сил лежал на спине с прикрытыми глазами.

Лавров посмотрел на девушку. Теперь он уже понимал, какое опасное дело ее ждет.

– Анабель, если ты разденешься, то сможешь пролезть в щель и привести помощь, – сказал Виктор. – Еды у нас нет, Олегу становится все хуже и хуже.

– Да, можете на меня положиться, я постараюсь, – ответила Феррер. – Но на прощанье скажи мне одно: что ты там забрал из сундуков «Аненербе»?

Лавров похлопал себя по жилету с оторванными карманами.

– Все осталось там, потерял, пока Олега тащил… – с досадой признался Виктор. – А! Вот только свиток остался в большом заднем кармане для документов.

Избитыми пальцами с поломанными ногтями он развернул карту, нарисованную на какой-то коже и свернутую в трубку.

– Что там? – слабым голосом спросил Осинский.

– Сейчас на свет поверну, – отозвался Лавров. – О! Смотри!

Содержание карты было потрясающим: это была рисованная древним картографом Антарктида. Самым изумительным оказалось то, что превосходно детализированный материк был показан на этой карте так, будто на нем совсем нет льда и снега. Было такое ощущение, что карта срисована художником из Космоса. Она изображала внутренние районы, о которых не могут знать даже полярники, и показывала горные хребты Антарктиды, скрытые в настоящее время подо льдом. Топонимы были написаны арабской вязью.

– Знаете, когда на Антарктиде не было снега? – спросил Виктор.

– Миллион лет назад? – попробовала отгадать Анабель.

– Ну, не миллион, а тысяч десять лет назад, – поправил ее Лавров.

– Подделка какая-то, – заметил Осинский.

Виктор терпеливо улыбнулся.