— Зато на душе легче, — хмыкнул Молох. — Сейчас сюда вломятся. Судя по возрастающему количеству самодовольства в воздухе, это Вельзевул. Я не настроен на беседы, а потому доверься мне.
— В смысле? — шокированно спросил Люциан.
— В прямом, — уверенно кивнул сам себе Молох. — Сейчас мы нырнем в эту дрянь, так что набери побольше воздуха.
— Ты с ума сошёл?! — засопротивлялся Люциан. — Это безумие!
— Безумие — требовать от меня повиновения, остальное — шалости, — торопливо пробормотал Молох, чувствуя, что время поджимает.
Дверь распахнулась, когда в комнате уже никого не было. Туда и вправду зашёл Вельзевул — со шрамами в районе суставов. Увидев привратника без сознания, он хмыкнул и начал присматриваться. Почувствовать кого-либо энергетически было невозможно: Инферно всё заглушало, а потому демон полагался на интуицию. Глупо думать, что Молох и Люциан могли поместиться в шкафу или под столом. На потолке тоже вряд ли.
Вельзевул встал на колени и опустил руки в жидкое Инферно. Пошевелил ими, не нащупывая ничего, кроме всепоглощающей пустоты. Оно жгло, заживляя его раны и удаляя мелкие шрамы с рук. Демон усмехнулся и стал умываться, мазать шею и локти. Освежившийся, он поднялся и тряхнул головой.
— Что ж, похоже, они всё-таки нашли способ удрать, — спокойно произнёс он, глядя в зеркало. — Я был уверен, что они здесь. Если только они не нырнули в этот бассейн. Не встречал ни одного дурака, что рискнул бы уйти туда с головой. Инферно — оно такое. Может и не выпустить обратно, — усмехнулся Вельзевул и пнул привратника по ноге. — Идиот…
Демон вышел, поправляя идеально белые перчатки. Инферно засыхало и впитывалось — от него не оставалось и следа.
***
— Побочный эффект, да? Так я и поверил тебе, — сердито сопел Люциан, стоя в лифте. Форма на нём висела, так как стала размера на три меньше. Больше восемнадцати генералу дать было невозможно. Молодой и ещё не изнурённый жизнью, он стоял напротив зеркала и панически размышлял, насколько долгим будет эффект.
— Почему на тебя тогда Инферно не подействовало?! — вспылил генерал, начав активно жестикулировать. — А? Какого чёрта?
Молох стоял по-кошачьи довольный. Сколько масла было в его глазах, сколько удовлетворения в улыбке. Так улыбаются люди, дела которых идут строго по плану.
— Может потому, что мы с этим болотом почти ровесники, — хмыкнув, предположил главнокомандующий. — К тому же радуйся: ты бы мог вообще оттуда не вернуться.
— Подозреваю, что не будь рядом тебя, так бы оно и случилось. Уж слишком ты счастливый, — произнёс Люциан, щурясь. — Как-то это подозрительно.
— Я чист, — наигранно, со спрятанной усмешкой произнёс Молох, поднимая руки.
Всё шло как нельзя лучше.
— Извращенец, — кинул Моргенштерн. — Ты знал, что всё так и будет. Вельзевул лишь стал дополнительным поводом.
— Даже если это и так, хотя у тебя нет прямых доказательств, согласись, что это… не самый плохой вариант. Вместо того, чтобы завести себе молоденького любовника, я привнёс немного своей лепты в общую картину, — хмыкнул Молох, наблюдая, как нарастает число преодолённых лифтом этажей.
— Так я для тебя старый? — Люциан встал в позу, не сумев сдержать улыбки. — Сколько тебе лет, говоришь?
— Тысяча, максимум — пятьсот, — хмыкнул Молох и прижал генерала к зеркалу, так что ему в поясницу врезался поручень. — Советую тебе схватиться за эту железяку, потому что так тебе будет гораздо удобнее.
— В каком смысле? — нахмурился Люциан, и прошло всего несколько секунд, когда лифт резко остановился между этажами, а Молох подсадил его на поручень — и пришлось взяться за прохладную трубу руками.
Он рвано вздохнул, когда почувствовал скользнувшую под рубашку руку и горячие губы — на шее. Ненадолго вернувшаяся молодость сделала Люциана более чувствительным и мягким, что приукрасило досуг главнокомандующего. Молох с удовольствием отметил, что к выражению лица генерала вернулся тот налёт неопытности и наивности. Тело стало всё тем же отзывчивым и покорным. Пара умелых поглаживаний, и по телу Моргенштерна уже пробегает дрожь.
— Всем плевать на сломанный лифт, да? — на выдохе поинтересовался Люциан, чувствуя, как становится более оголённым под умелыми руками Молоха. Пуговицы расстёгиваются одна за другой. Ещё пара секунд — и дальше их отделяют лишь ремень и ширинка.
— Пока в нём я — да, — тихо и глубоко произнёс Молох, влажно целуя ключицы и шею генерала. Люциан вцепился в поручень сильнее, прижатый массивным горячим телом, и задрал голову. Становилось жарко, и стекло за спиной стремительно запотевало.
Молох жадно касался губами груди Люциана и плеч, спуская униформу до запястий. Посасывал кожу, пока генерал не начинал скулить, тем самым прося отпустить из-за нарастающей боли.
— Ты сейчас такой беспомощный, — промурчал Молох, щурясь и любуясь разгорячённым генералом.
— Уверен: твой внутренний садист ликует, — усмехнулся Люциан, обхватывая ногами пояс главнокомандующего и с силой притягивая его к себе. — Я стал моложе, но не глупее.