— Я бы всё равно с удовольствием кончил на каждое твоё чувствительное место, — прошептал Молох, с жадностью стаскивая с генерала обувь и брюки. Моргенштерн протестовал, поскольку некуда будет деться, если сломанным лифтом всё же кто-нибудь обеспокоится. Но Молох заткнул его жёстким поцелуем: языком он уверенно вторгся в рот желанного мальчишки и стал неистово кусаться. Люциан ничего не смог противопоставить такому напору, кроме тихих выдохов, которые получились то ли от усталости рук, то ли от боли во рту.
Моргенштерн ослабил хватку ногами, а потом вовсе перестал ими стискивать Молоха, когда почувствовал пальцы между ягодиц. Генерал стоял, прижавшись к зеркалу, и дрожал, сводя колени. Как никогда сильно он вцепился в поручень и задрал голову, немного выпятив грудь. Главнокомандующий ловил выдохи и загонял влажные от слюны пальцы глубже, сильнее, губами лаская съежившиеся соски. Люциан был готов рухнуть на пол на подкашивающихся ногах, но жёсткий голос Молоха отрезвил его.
— Стоять, — приказным тоном произнёс главнокомандующий, и распалённый Люциан закивал, напрягаясь всем телом и стараясь взять себя в руки. К своему стыду он повернулся к зеркалу и увидел, как неприлично выглядит.
— Только не говори мне, что ты и лифт подбирал, — закусывая губы, прошипел Моргенштерн, после чего резко выдохнул: пальцы вошли глубоко и врезались в простату. Чуть не рухнул на пол.
— Нет, но это приятная неожиданность, — свободной рукой Молох слегка приподнял голову генерала за подбородок и провёл языком по его щеке. — Маленькая шлюшка, готовая отдаться мне прямо в лифте.
— Вообще-то… — Моргенштерн не успел возмутиться, что первым начал Молох, потому что тот снова его предусмотрительно заткнул поцелуем с языком.
По телу Люциана вновь прошла дрожь, и он почувствовал тяжесть ниже пояса. Смотреть на себя возбуждённого в зеркале было и невыносимо, и ужасно интригующе. Моргенштерн чувствовал в этом что-то специфическое и ненормальное, но считал, что в деле извращений Молох всё равно его давно переплюнул.
Люциан громко закричал, когда Молох проник в него одним уверенным движением и донеслось хлюпанье. Главком заставил генерала коленями упираться в зеркало и поручень, а руки — закинуть себе за шею. Так Моргенштерн в полной мере мог оценить то, чем так нравилось любоваться Молоху. На вид развратным, разгорячённым юношей, желающим с упоением отдаться властному взрослому мужчине. Люциан отводил глаза, как мог, с придыханием отзываясь на каждый толчок и только сильнее сжимая шею Молоха. Генерал часто дышал и двигал бёдрами. Отражение смущало, возбуждало и заставляло негодовать.
— Ты мне… в отцы… годишься… — на выдохе прошептал Моргенштерн, затылком вжимаясь в твёрдое плечо главнокомандующего.
— Тогда назови меня папочкой, — и ехидно, и требовательно ответил Молох. — Давай, принцесса.
— Иди ты нахер, — поморщился Моргенштерн, и грубый толчок заставил его сдавленно застонать.
— Боюсь огорчить, но туда пришёл не я, — усмехнулся главнокомандующий. — Ну же, это несложно. Или я починю лифт и отымею тебя уже где-нибудь на этаже… Ты же не хочешь этого, правда? Я бы на твоём месте точно бы не захотел.
— Чёртов… мастер… убеждений, — часто дыша, выпалил Люциан, пытаясь свести колени. — П-па… П-па…
— Продолжай, — чтобы генерал не смог свести колени, Молох помог ему поменять положение и просто встать. — Давай, принцесса, — и звонко шлёпнул Люциана по бедру, отчего тот вздрогнул и горячо выдохнул на зеркало.
Люциан рассматривал в зеркале свой мутный взгляд, взлохмаченные волосы, раскрасневшееся лицо, покусанные губы, покрытую засосами шею… И могучую фигуру Молоха позади, алчно пожирающего его взглядом. Хищного и неудержимого. Тоже взлохмаченного и немного вспотевшего, с развратной ухмылкой на губах.
— Папочка, — выпалил Моргенштерн и прижался к зеркалу.
Негромко произнесённая фраза подарила Молоху второе дыхание, в котором и не было нужды. Всё чаще он насаживал тесного и горячего молодого генерала, чувствуя, как тот сжимается, напрягается и пытается как-то увильнуть. Чувствовать дрожь в теле Люциана. Вслушиваться в частое дыхание. Уже вне себя от удовольствия, Моргенштерн жался щекой к стеклу, слегка приоткрыв рот, и позволял сперме течь по бёдрам. Каждый толчок Молоха отзывался в нём страстным, чувственным стоном.
Молох стискивал зубы и переставал себя контролировать. Он привлёк генерала поближе, заставил выпрямиться, продолжая иметь его. Когти против воли оставили на щеке Люциана глубокие царапины, болезненные и тут же начавшие щипать. Моргенштерн поморщился, сдержался, чтобы не вскрикнуть, и с нажимом переместил руку Молоха с лица на свой член. Молох понял, чего хочется генералу, и истолковал это для себя как поощрение. Он поласкал влажный член Люциана и после — облизал ладонь, попробовав упоительный для себя коктейль.