Вольно, генерал II: Моя утренняя звезда (СИ)

И с каждым такой недокопией Молох ощущал себя всё более и более грязным. Главнокомандующий постоянно ругался и срывался на окружающих. Слайз не знал, помогать ли ему искать замену или не стоит. В конце концов, Люциан жив, и искать другого — глупо. Однако Молох не мог пойти против своей ненасытной натуры. Он понимал, что совершает ошибку, только после её свершения. В грудь закрадывалось чувство вины, которого Молох тоже доселе не понимал.

Социальный статус не позволял Молоху появляться в людных местах, поэтому чаще всего главком ел дома. А на что он способен? Полуфабрикаты, не больше. Для него не было еды отвратительнее. Слайзу было готовить некогда. И тогда Молох с сожалением вспоминал, как хорошо готовил Люциан. И его мать. Генералу нравилось баловать его мясом с кровью или просто очень жирным и хорошо прожаренным. В сравнении с этим жалкая котлета из пластмассовой упаковки казалась ему соевой аферой.

После так себе ужина Молох мгновенно вырубался, но иногда его мучила бессонница. В каком-то маниакально-депрессивном бреду его преследовали черноволосые призраки, ни одного из которых он не смог бы поймать. Или же главнокомандующему было просто удобнее думать, что он не спит. Изредка Слайз приходил к Молоху, чтобы посмотреть, всё ли у него в порядке, подложить чего-нибудь в холодильник, помыть посуду, прибраться. Тогда секретарь слышал, как во сне Молох твердит имя Люциана, зовёт его, требует к себе. Слайз день ото дня ждал приказа, когда главнокомандующий велит ему найти генерала и тем самым прекратить затянувшуюся драму. Приказа не поступало.

Разлука давалась Молоху тяжело, пусть он предпочитал этого не показывать. Просыпался очень рано с подушкой в обнимку, представляя, что это Люциан, и иногда шёпотом говорил о том, что любит. Слова не находили адресата, но Молоху всё равно было важно это высказать. Невыраженные чувства накапливались, и становилось невозможным подолгу их сдерживать. Главнокомандующий с великим удовольствием занялся бы с генералом тихим и чувственным утренним сексом. Оставил бы парочку ярких засосов в самом начале дня и потом, внутренне вдохновлённый, отправился бы на работу. Но реальность встречала его иначе, и становилось печально. Ни насладиться запахом волос, ни теплом, ни парочкой ехидных фраз.

— Босс, хватит страдать, — вздохнул Слайз, стоя у подножья кровати с кружкой кофе. — Вы выглядите как дерьмо.

Молох грузно поднялся и мрачно посмотрел на секретаря.

— Иди к чёрту. Ты сварил кофе? — и встал с постели, обходя Слайза.

Ему не хотелось идти на кухню. Он хотел, чтобы Люциан появился из ниоткуда. Как? Плевать хотел бы на приказы Молоха и появился бы из упрямства. Где? У него на бёдрах. С чем? С кружкой вкусного кофе. Одетый в его, Молоха, рубашку. Растрёпанный и наглый, как обычно. Со сладкими разбитыми губами.

Вместо этого Молох ждал, пока кофемашина сцедит напиток, после чего стоял и смотрел на неприветливую погоду за окном. Так жить было невозможно.

========== Оказия 3: Всё в моих руках ==========

Люциан сидел и с лёгкой улыбкой заваривал чай. Голова его была затуманена обезболивающими. Мысли кружились в медленном вальсе. Генерал бы с удовольствием лёг, но он должен завершить начатое.

Взять ситечко, надеть на чашку, засыпать чая, залить кипятком и закрыть крышкой. Проделать так с каждой кружкой, ведь нужен именно свежий и ароматный чай. В воздухе витает лёгкий аромат сладких цветов. Призрачные нимфы парят в этом запахе и тёплыми ладонями касаются лица. Прелестницы в дивных зелёных платьях танцуют и тихонько смеются, снуя между чашек и чайников.

Люциан покачивается, мечтая отключить капельницу. Она стоит рядом и передаёт лекарство к тому, что осталось от руки. Сам генерал сидит на полу рядом с низеньким деревянным столиком, где заваривается чай. Свет кажется ему слишком ярким и раздражающим. Как было бы неплохо, если бы кто-то невзначай разбил люстру. Моргенштерна также раздражает запах нашатырного спирта. Молох натёр ему виски, чтобы тот не потерял сознание. От перебинтованного обрубка на месте руки пахнет лекарствами и свежими бинтами.

На генерале рубашка Молоха, запахнутая, как восточный халат, поэтому Люциану чудится, что это кимоно. Он сидит и улыбается, с прищуром глядя на то, в паре шагов от него Молох кого-то жестоко избивает. Слышится хруст костей. У Молоха очень тяжёлый кастет на пальцах — череп не выдерживает.

— Тебе точно нужен свет? — мягко интересуется Люциан.

— Да, принцесса, я хочу видеть каждый вылетающий зуб этой мрази, — так же деликатно ответил Молох, после чего повернулся обратно к пленнику. — Сукин сын! — и снова удар, после которого противник что-то мычит. Без зубов ему сложно говорить.

Всё так сложилось, поскольку из-за хвоста Люциану пришлось отрезать себе руку. За генералом долгое время следили, и когда он это обнаружил, то стало уже слишком поздно. Видимо, из-за того, что Моргенштерн подобрался к Молоху слишком близко.