Вольно, генерал (СИ)

Звуки органа в божественной мелодии разливались эхом по храму. Каждая нота гармонично сочеталась с другой, и музыка походила на небольшой ручей, неторопливо бегущий к реке. Река — кульминация произведения, когда становится больше тяжёлых и массивных звуков, пробуждающих в глубине души какой-то странный порыв, благодаря которому преклоняешься перед этим величием. Дьявольский инструмент играет, бесится, цепляет когтистыми нотами неподготовленную душу, и момент становится волнующим и тоскливым. Невозможно оторваться — музыкальная бездна безжалостно затягивает слушателя и бьётся в его груди вместе с сердцем.

Другой примечательной вещью в храме был пол. Его составляла огромная мозаика, узор которой можно было увидеть только с верхних ярусов. Картинка складывалась от входа и до алтаря по огромному прямоугольному коридору, и изображался на ней Сатана в своём истинном обличье. Существо с козлиной головой, женскими грудями, сложенными в позе лотоса ногами с копытами. Со сложенными пальцами, как у Христа, призывающего людей у его ног склониться, как перед богом. Мозаика детально изображала даже нимб вокруг головы Сатаны — подробно выводился каждый иероглиф языка огня.

В стеклах окон не было витражей, иначе бы они закрыли прекрасный вид на огненную пустошь, где сплошь клокотала магма и извергалась из небольших вулканов. Создавалось удивительное сияние жидкого пламени под покровом бордово-кровавого тяжёлого и ватного неба. Пейзаж за окном был похож на расшитую золотыми лентами красную ткань с переливающимися оттенками. Будто какая-то красавица стыдливо прикрылась от чужих глаз. Возможно, это была бы невеста Сатаны, но у Лилит не тот характер, чтобы чем-то там прикрываться.

Недалеко от алтаря стоял гроб, возле которого было много цветов. Чувство вины вынудило Люциана хорошенько потратиться на похороны. Он понимал, что от этого не станет легче, но продолжал. В данный момент Моргенштерн не любовался результатом трудов, но пребывал в глубокой задумчивости. Ему всё ещё не давало покоя: он ли убил Кальцифера или в этом больше виноват Газаль? С одной стороны, Люциан сам пришёл в шатёр с арбалетом наперевес. С другой — на спусковой крючок нажал не он. Словом, генералу было тяжко.

И Молох ничего не мог с этим поделать. Он сидел рядом с Люцианом, предпочитая не врываться в его потоки мыслей, и смотрел по сторонам. Главком редко присутствовал на похоронах, потому что всегда было не до этого. Более искренним способом помянуть умершего, по его мнению, — это бутылка хорошего виски. Всё остальное — ненужная мишура. Главнокомандующий, однако, был тактичен и не протестовал против того, что захотел устроить Люциан. Для многих эти похороны — повод поскорбеть, несмотря на то, что таких мало, но для Газаля — совсем другой случай.

Ангел стоял у колонны, подальше от общей массы, и с улыбкой разговаривал с незнакомым Молоху демоном. Газаль вёл себя так, будто женился его лучший друг, но главком знал, что, когда будет нужно, тот обязательно сыграет скорбь. Ангел очень напоминал Молоху типичного мафиози, образ которого нравится всем, кто занимается чем-то нелегальным. Газаль стоял в чёрном фраке с красным платком в петлице.

«Чтобы все видели, что у меня буквально сердце разрывается от мысли, что погиб один из лучших ваших представителей», — покачивая головой и поблёскивая глазами, улыбался Газаль на чьё-либо замечание.

Ваших… Главнокомандующий сомневался, что ангел — вообще ангел. Может быть, он давно перешёл в их лагерь, просто не распространялся об этом. В конце концов, Газаль явно больше времени проводит в Аду, чем на небе. Почему его ещё не выгнали оттуда ко всем чертям?

Молох понимал природу этой улыбки. Газаль наконец был на коне. Он очень ловко перехватил корону, упавшую с головы предшествующего короля. Не позволил, так сказать, пустовать святому месту. Но ангел сделал и нечто полезное. Ведь как бы всё обернулось, если бы не его вмешательство? Может, и божественное провидение действует по такому же принципу? Нет. Если такие ангелы, как Газаль, до сих пор могут оставаться на небесах, то богу не помешает хороший психиатр. Или же всему остальному миру.

Похороны не начинались, поскольку опаздывал по праву родства самый важный гость — Легион.

— Я думаю, он вообще не придёт, — мрачно предположил Люциан, глядя в пустоту.

— Ему же хуже, — решил немного подбодрить его Молох, как умеет.

Моргенштерн страдальчески и немного скептически посмотрел на него.

— Мне пока достаточно умерших родственников, — и он поднялся с места, чтобы тоже немного прогуляться.

Молох тихо вздохнул и пошевелил шеей. Размяться — действительно неплохая идея. Главнокомандующий бесшумно поднялся и так же без звука дошёл до гроба.