Вольно, генерал (СИ)

Молох подмигнул генералу и цокнул языком.

На самом деле, Люциан тоже размышлял о нехорошем. Он хотел представить, каким ребёнком был бы Молох. Генерал был уверен, что это был замкнутый мальчишка-задира, характер которого проявлялся бы в шалостях. Если бы он говорил, то только по делу. Если бы что-то делал, то обязательно небеспричинно. Такой хмурый мальчишка с вечно сжатыми кулаками и волчьим взглядом. Моргенштерн бы проводил с таким очень много времени, потому что хотел бы проникнуть во внутренний мир, посмотреть, как всё устроено, и, возможно, привнести немного гармонии. Читал бы ему сказки, играл бы — и сам бы рядом с ним стал ребёнком.

Чуть позже, когда они оба лежали в постели, генерал решил спросить Молоха кое о чём.

— Слушай, а с какого возраста ты себя помнишь?

Главнокомандующий задумался и закинул руки за голову. Простынь аккуратно прикрывала его пах — и только — а остальные части тела обдувал приятный сквозняк.

— Где-то с четырнадцати, — хмыкнул Молох. — Мы все тогда были одинакового возраста. Горячие, готовые служить всему. Творцу того и надо было — неопытных и легковерных. Таким я, пожалуй, и был. Первым из нас, кто задумывался о том, как поступал Творец, стал Люцифер. Он давал указания, а я исполнял. Это было ещё до сотворения людей. Меня наказывали за драки, но ты себе даже представить не можешь, как чешутся кулаки в таком месте, как Эдем. Тошно видеть всех этих снобов в рясах и не иметь возможности хорошенько вмазать. Хотя за твоей коротенькой юбочкой я бы приударил, — посмеялся Молох, и Люциан с наигранным возмущением шлёпнул его по бедру.

— Можно подумать, что ты рясу не носил, — хмыкнул генерал.

— Нет, — шутливо нахмурился Молох, — я заставил Астарота сшить себе штаны. Творцу не понравилось, остальным — тоже, но мне было плевать. Какого чёрта я должен сверкать своей задницей? Если у них нет чувства собственного достоинства, то у меня для них плохие новости. Плаксивые педерасты.

Люциан не стал спрашивать, к кому относятся они с Молохом, но тот продолжил, будто отвечая на вопрос.

— Они порочат представление и об ангелах, и обо всех остальных. Мне нравилось в Древней Греции. Знаешь, почему? Связь между двумя воинами делала их свирепее. Любовники воевали гораздо лучше тех, кто предпочитает женщин. Я ничего не имею против женщин, подо мной было множество человеческих самок, выносивших настоящих бойцов. Но мужчины казались мне более совершенными.

Моргенштерн повернулся к главнокомандующему и губами коснулся его плеча. Вдохнул терпкий запах тела. Почувствовал, какой Молох сейчас большой и горячий — от кожи до сих пор разило жаром после солнцепёка. Люциан не смог преодолеть желания ежесекундно оседлать бёдра мужчины и стать к нему ближе.

— Мужчин связывает нечто большее? — спросил генерал, испытывая желание поцеловать Молоха.

— Определённо. Но я ценил это только с той стороны, где они становятся эффективными бойцами. Мне было нужно войско, а не толпа геев с копьями.

Генерал фыркнул в плечо, сдержав смех.

— А у тебя много было таких… боевых «друзей»?

— Даже слишком, — Молох накрыл ладонями упругие бёдра Люциана. — Я их убивал, как только они мне надоедали. Слёзы, мольбы, увещевания… Первую сотню лет меня это веселило.

— А потом? — генерал склонил голову набок.

— А потом я стал делать это прежде, чем они начинали ныть. Если они так делали, я убивал их без сожаления, потому что они уже не были мужчинами. Женщины с членами. Что может быть отвратительнее? — Молох поморщился, но после — заправил Люциану прядь волос за ухо. — Мне понравилось, что ты никогда не хныкал, — далее пальцы проскользили по щеке и губам. — Пассивность не умаляет твоего достоинства. Я это уважаю. Тебе будет приятно знать, что до тебя я с мужчинами брака не заключал.

Люциан улыбнулся и отвёл взгляд. В груди у него очень потеплело. Ему хотелось сидеть так вечно. Разговаривать при свете Луны и чувствовать мягкие прикосновения.

— Ты очень редко становишься откровенным. И когда это происходит, я как будто сплю или вижу перед собой совершенно другого демона.

— Это чтобы ты не расслаблялся и не становился слишком сентиментальным, — усмехнулся главнокомандующий. — Мой брак с тобой — самый долгий, принцесса.

— Ты так говоришь, будто я тебе теперь в ноги кланяться должен, — посмеялся генерал, и Молох прищурился. Ему понравился этот ответ. Пожалуй, ответь Люциан иначе, возможно, главком изменил бы к нему своё отношение. Но этот сорванец всегда попадал в точку. Молоха бы не остановило ничего, но Моргенштерн подзывал его психопатию к себе на колени и чесал за ушком, как будто это какая-нибудь ласковая дворовая кошка.

— Принцесса, — фыркнул главнокомандующий и повалил демона на кровать.