Молох возражать не стал. Его тёща действительно была смуглой и черноволосой, не такой тощей, как европейки, так что спорить — бессмысленно. И незачем. Видимо, предыстория Люциана такова, что сюда приехал Легион Моргенштерн со своими немецкими замашками, возможно, как захватчик, и Анри полюбила его, так как испытывала слабость к хладнокровным убийцам. После чего Легион увёз Анри к себе, попытался подмять под себя, а она оказалась не робкого десятка. Разошлись во взглядах — и так Анри отлучили от детей. Женщина пролила много слёз в кружевной передник фрейлины, но потом просто решила выждать.
«Если кто-нибудь убьёт моего нерадивого муженька, я снова их увижу. О владыка, пожалуйста, да будет так», — думала она каждый раз перед сном, но следующий день начинался так же, как и остальные. Пока ей не повезло. Или не повезло. В один печальный день она перестала ощущать действие проклятия Легиона и помчалась к семье.
Люциану встреча с матерью пошла на пользу. Он проводил с ней много времени, и Молох не возражал. Конечно, главнокомандующий никогда не имел дела с матерями за отсутствием оной, однако пытался понять опытным путём, что это такое. И наблюдал.
Анри шутливо смеялась, когда видела мрачный и задумчивый взгляд. Она делала то, на что никто другой бы и не осмелился. Женщина подходила и легонько, ласково похлопывала зятя по щекам. Молох тут же выходил из задумчивости — и притом забавным образом, чем веселил Анри. Он не мог злиться на неё: всем своим видом женщина была похожа на повзрослевшую игривую девочку, умеющую делать серьёзный вид, когда это нужно.
Люциан смотрел на мать, когда она смеялась. В её чёрных глазах начинали плясать хулиганские искорки, и вся она будто сияла. Улыбка озаряла лицо, обнажались жемчужные зубы, и нельзя было не улыбнуться в ответ. Он понял, что жизнь без матери была скудной и мучительной. За него редко кто так беспокоился.
Именно поэтому Анри часто интересовалась почти всем подряд.
— Слушай, Мо, — заговорила женщина, раскладывая пышущие жаром макароны по тарелкам. — Я давно хотела спросить тебя, — она сняла передник и повесила на спинку стула. — Легион мне об этом только писал… Но я хочу услышать из первых уст. Что произошло, когда Люциан попался с контрабандой? Я не про крест, но… Как он освободился? Ты же явно приложил к этому руку! — Анри похлопала главнокомандующего по плечу, как будто это он был её сыном.
Люциан вздохнул, насаживая на вилку макароны.
— Мама, серьёзно? Тебе так нужно это знать? — ему было неловко из-за того, что упоминали о его ошибке.
— О, разумеется, расскажу, — загорелся интересом Молох, заметив, что этим можно поддразнить генерала. — Даже сам Люциан не знает, правда ли я приходил к нему или нет. Приходил. Да, — он кивнул удивлённому генералу, — тебе это не приснилось. И Легион пришёл не потому, что он такой альтруист.
Анри хлопнула в ладоши, сложила их вместе и прижала к щеке.
— Как же? Как же тогда?
— Ну… — усмехнулся Молох. — Мне пришлось настойчиво попросить его.
— Уверен, что он отпирался и говорил, что я сам должен платить за свои ошибки, — хмыкнул Люциан, пробуя на вкус пасту к макаронам.
— Мне пришлось доходчиво объяснить ему, как он неправ, — с прищуром улыбнулся главнокомандующий, и Анри восхищённо посмотрела на него, а затем — на Люциана.
— И как вы только нашли друг друга!
— Это не та история, которую ты хотела бы услышать… — уткнулся в тарелку генерал.
Молох рассказал и это безо всякого стеснения, пользуясь почётным положением в глазах матери Люциана. Поначалу она хмурилась, негодовала, сердилась, сетовала, но постепенно её лицо светлело и отображало всё больше радости. Так бывает при просмотре грустного кино, радующего неожиданной позитивной развязкой.
— Как же это романтично… — прошептала Анри, забыв о том, что у неё стоит чайник на плите, и кипяток давно заливает конфорку.
Быстрее всех среагировал главнокомандующий, будучи в тонусе оттого, что можно так много рассказать. На самом деле, Молох давно ни с кем так долго не говорил о Люциане и об отношениях в принципе. Он нашёл это весьма приятным. Круг семьи был очень уютен.
Сейчас главнокомандующий лежал в шезлонге в тени оливкового дерева и периодически стряхивал с сигары пепел, который уносило ветром. Глазами он следил за Моргенштерном, который всё-таки решился прыгнуть с утёса. Он не разбился только потому, что в ответственный момент использовал крылья. Молох готов был дать ему по голове, однако свидетелей не было — так зачем? Главнокомандующий решил подарить Люциану возможность порезвиться. Ведь вечером он придёт в постель уставший и не станет сопротивляться.