Вольные упражнения

Не медля более ни минуты, Егор Никитич трусцой побежал к противоположному углу стадиона.

— Только меня дождитесь! Сами никуда не уходите! — крикнул он, удаляясь.

В принципе, эти слова можно было и не говорить. Таня сама уж точно никуда не смогла бы сейчас уйти, даже если бы очень этого захотела.

Неожиданный поворот событий. Помощь пришла, можно так сказать, ниоткуда. Разве могла Таня предположить, что этот тщедушный старичок окажется опытным фронтовым врачом да ещё сам предложит ей помочь дойти до дома. Отказываться было по меньшей мере глупо.

Воспользовавшись моментом, пока её никто не видит, Таня стащила с себя футболку и надела олимпийку на голое тело. Разорвав футболку пополам, она сообразила из неё некое подобие повязки на пострадавшую ногу, успела туго замотать стопу, прежде чем к ней вернулся Егор Никитич.

Вещами старичка оказался обычный пакет, где лежала простенькая видавшая виды курточка.

— Ну что, пойдём? — по бодрому виду ветерана можно было судить, что он и в самом деле готов довести Таню хоть до столицы.

Таня осторожно приподнялась, опираясь на плечо Егора Никитича и касаясь земли одними пальцами пострадавшей ноги. Он, в свою очередь, обнял её за талию, и так медленно и осторожно они пошли к Таниному дому. Боль в щиколотке была всё ещё сильной, но Таня уже могла её терпеть.

По дороге Егор Никитич почти не умолкал. Он то рассказывал про свою врачебную деятельность, которая по большей части проходила под градом пуль, то начинал расспрашивать Таню, кто она, откуда, в какой школе и как учится.

У него вызывал живой интерес тот факт, что Таня сама в гордом одиночестве тренировалась на стадионе, демонстрируя при этом сложные акробатические прыжки.

Егор Никитич видел её немного, всего пару раз, когда сам попадал на стадион в середине дня, но то, что Таня вытворяла, оставило в нём неизгладимое впечатление. Оказалась, он искреннее полагал всё это время, что Таня работает в каком-нибудь цирке, и надеялся, что этот самый цирк посетит в ближайшее время их город. Достать билеты и поехать на представление в Москву у него не было никакой возможности, а хотелось бы. Таню даже рассмешил такой необычный вывод по поводу рода её занятий. Её заявление о том, что к цирку она не имеет никакого отношения, а гастроли заезжих циркачей в их городе вряд ли будут в ближайшее время, явно огорчило Егора Никитича. Таня даже подумала, что он шутит. Уж больно нереально выглядели его взгляды на современную жизнь, но Егор Никитич оставался серьёзен.

— Эх, а я так хотел настоящее цирковое представление увидеть, — мечтательно произнёс он. — В цирке не был с самого детства, представляете. Мы тогда под Одессой жили. Меня мама в цирк однажды повела…

И Егор Никитич во всех подробностях начал рассказывать о своих детских впечатлениях, которые он получил при своём первом и единственном посещении цирка ещё в самом начале двадцатого века.

Егор Никитич говорил много, перескакивая с одной истории на другую, дополняя это всё своими размышлениями о несовершенстве сегодняшнего мира. Через какое-то время у Тани в голове образовалась каша из его бесконечных рассказов. Но, слушая его постоянную болтовню, Таня временами забывала о своей травме.

Она даже в какой-то момент подумала, что у Егора Никитича не всё в порядке с головой. Всё-таки человеку почти восемьдесят, а он с таким вожделением, как ребёнок, рассказывает о цирке.

Но в любом случае — это были мелочи по сравнению с той помощью, которую он смог оказать Тане. Они шли по-прежнему медленно, но, что самое удивительное, ни разу не останавливались. Таня терпела боль в ноге, касаясь асфальтовой дорожки лишь пальцами, а Егор Никитич продолжал поддерживать её, словно не знал усталости вовсе.

Более того, когда спустя почти час они достигли Таниного дома, Егор Никитич удивился, что Таня, оказывается, живёт не так далеко.

— И стоило по этому поводу волноваться? — сказал он. — Столь небольшое расстояние я вас и на руках мог бы донести.

Однако это было бы уже чем-то из ряда вон выходящим, и Таня ему не поверила. Ей и так хватило за сегодняшний день впечатлений. Она даже заявила, что наверх поднимется сама, поскольку пользоваться дальше добротой Егора Никитича ей совесть не позволяет. А приглашать его на чай — было бессмысленно: какая из неё сейчас хозяйка?

Таня от души сказала спасибо ветерану за помощь и даже спросила, чем она могла бы отблагодарить его за доброе дело.

— Какие могут быть долги! — отмахнулся Егор Никитич. — Мы же в советской стране живём! В самой лучшей и самой счастливой, и потому нам радостно всем помогать друг другу!

«Очень странный старичок», — сделала про себя заключение Таня.