Вологодские заговорщики

Свободной рукой англичанин полез себе за пазуху и достал чуть подмоченный с края толстый сверток из грубой бурой бумаги, перекрещенный шнуром и запечатанный. Сверток был невелик — четырех вершков в ширину и пяти в длину.

— Джон Маскотт, — повторил англичанин. — Беги, парень!

И, придерживаясь за доски причала, побрел к берегу.

Гаврюшка взял сверток и побежал к краю причала, туда, где уже спустили в лодью матросов.

— Ох и достанется им от старшего, — сказал один из гребцов. — Старший с утра ходит по корме, трезвый, сердитый!

— Они все, слава Господу, протрезвели, кроме этих двух. В прошлом году так же было — так тех пороли…

Гаврюшка впервые в жизни плыл на лодье, но было не до новых впечатлений. Он думал — как ухитриться, чтобы никому сверток не отдавать, а оставить его себе. Потому что, статочно, это был тот самый, но завернутый уже не в холстинку. Если бы гребцы не видели, что англичанин дал ему сверток, Гаврюшка бы соврал, что хотел прокатиться взад-вперед и отделался подзатыльником. Но они видели.

С борта спустили трап. Как похмельных мореходов втаскивали наверх — Гаврюшка не видел, потому что кинулся к трапу первым. Он ловко поднялся на палубу и, пользуясь тем, что общее внимание было привлечено к похмельным, перебежал на другой борт и там затаился, присев на корточки у основания фок-мачты. Теперь главное было — не уплыть на флейте в Англию.

Сверток он не просто за пазуху сунул, а под рубаху.

Ангел-хранитель вовремя дал Гаврюшке пинка — отрок побежал обратно.

Видимо, у английских мореходов был богатый опыт по втаскиванию на борт чудом не забытого груза и загулявших товарищей. Когда Гаврюшка оказался на нужном месте, трап уже втягивали наверх, а гребцы на лодье нестройным, но искренним хором желали судну попутного ветра.

Выбирать не приходилось — Гаврюшка забрался на ограждение палубы и, перекрестясь, соскочил в лодью, чуть ее не опрокинув. Изругали его на все корки, но в воду не скинули — и на том спасибо.

— Мне велено было! Я, что велено, передал! Кому велено — передал! — отбивался Гаврюшка.

На берегу он помчался искать деда, но нашел Теренка. Теренко смотрел на флейт и, как малое дитя, хлюпал носом. Подарки-то старый вож взял, и тем дело кончилось…

По веревочным сетям, крепившимся к мачтам, лезли наверх матросы — ставить паруса. Капитан и кормчий стояли на корме, у штурвала (штурвал был для поморов в новинку, и его также обсуждали на берегу). Флейт стал неторопливо разворачиваться — носом к речному устью. Когда это удалось, одна из носовых пушек громко бухнула, была бы заряжена — ядро ушло бы куда-то в сторону Груманта. Так судно прощалось с пристанью Архангельского острога.

Деревнин сидел угрюмый. Гаврюшкиных подвигов он не видел.

— Дедушка, пошли в келью скорее! — потребовал внук.

— На что тебе?

— Да пошли же!

Гаврюшка взял деда за руку и чуть ли не бегом повлек к обители.

В келье он достал из-под рубахи сверток.

— Что это? — спросил Деревнин. — Неужто?..

— Да!

— Господи, на все Твоя святая воля!

— Дедушка, нужно собираться! Третьяк Иваныч хочет завтра уйти на насаде, так чтобы самим отвезти это…

— Нет. Мы пока тут останемся.

— Зачем?

— Во-первых, в Вологде нам делать нечего. Во-вторых, нельзя тебе там состоять при Яковлеве. Он с Анисимовым дружен, тебя там могут яковлевские и анисимовские знакомцы увидеть, и тот сукин сын Матвей, что тебя в прорубь сунул. То-то удивятся — нырнул у Насон-города, вынырнул у Двинской губы.

— Да-а…

— В-третьих, надобно еще тут побыть. Хочу понять, что это за дурная затея с английским королем. Наш игумен на берегу бывал, с английскими купцами говорил, толмача для того нанял. Вот хочу понять — что ему те купцы наговорили. Что за король и с чего вдруг взяли, будто он хочет наше царство под себя…

Гаврюшка вздохнул. Он знал, что Теренко поневоле возвращается в Вологду, раз уж побег не удался. И ему хотелось плыть вместе с Теренком, а не скучать при Иване Андреиче.

— Чернильницу не потерял? — строго спросил Деревнин.

— Куда она денется…

— Доставай бумагу, садись.

Гаврюшка сел за крохотный столик и отвинтил крышечку чернильницы, потом достал из пенала перо.

— Пиши, — сказал внуку Деревнин. — Пиши так: от раба Божия Вохромея детушкам его — поклон.

— А?..

— Так надобно. Всякое может случиться — если письмо попадет в дурные руки, так чтоб не догадались. Пиши! «Милостью Божьей мы с Иванушком живы, здравы, сыты. Видели, как пришло английское судно. Знатное судно, двадцати сажен длиной. И мы исполнили все, как было велено. Посылаю вам подарочек. Он должен был за море ехать, да не доехал. Тут в Архангельской обители и в посаде говорят всякое. Ждут на царство английского короля и очень тому рады. Откуда сие известие взялось — вы, детушки, сами поняли. Мы же с отроком останемся ждать другого судна. Может статься, услышим и другие известия, о чем изволим к вам отписать». Все. Подпись ставить не стану. Увяжи все вместе.

— Во что?