Вологодские заговорщики

— Во что! Ну хоть рогожку какую раздобудь… Да, точно, рогожку. Потом беги к насаду, найди там мужика поглупее, дай ему три копейки. Скажи — пусть найдет в Заречье избу, где стоит богомаз Глеб, и туда снесет. И с Третьяком Яковлевым распростись честь по чести.

— Он ведь сапоги новые обещал…

— Обещал, да забыл. Деньги, о каких срядились, все отдал?

— За ним еще четыре копейки кормовых.

— Забери. Скажи — Вохромей Ильич о постриге помышляет, тебе нужно при нем пока быть. И благодари, что тебя, сироту, призрел, был к тебе милостив.

— Какой же я сирота? У меня матушка есть!

— Молчи! Так положено. Учись! Когда государю челобитную подают, так будь у тебя и отец, и мать, а все равно: «М ы, сироты твои государевы…» Ох…

— Что, дедушка?

— Что, что… плохо нам без государя…

— Плохо, — согласился Гаврюшка.

Глава 11

Грамота

В избе иконописца всяк занимался своим делом.

Ульянушка, истопив печь, почистила принесенную с торга репу. Она уже приготовила горшки и чистую солому. Плотно уложив репу в горшок, она затыкала устье туго свитой в жгут соломой и ставила тот горшок вверх дном в печь. Ульянушка задумала славное лакомство. Пареная репа с медом — и недорого, и вкусно, а ежели дед Чекмай вдруг начнет воротить нос от сладкого — то пусть поливает нарезанные кружками репки постным маслом. Оно и душеспасительно получится.

Глеб тихо беседовал с вологжанином Самсоном Лукиным, также иконописцем, о хорошем заказе для Ильинской обители.

Митька возился с липовыми чурочками, что затеял — неведомо. Его спросили — не шахматы ли собрался резать. Он ответил — нет.

Чекмай, тяжко вздыхая, смотрел в рукописный «Пролог». Но не читал — голова иным была занята.

И тут в наружную дверь постучали.

Поскольку мужчины были заняты, впускать гостя пошла Ульянушка.

Это оказался низкорослый мужичок довольно сомнительного вида.

— Сказывали, тут богомаз стоит?

— Я богомаз, — ответил Глеб.

— Глебом звать?

— Глебом.

— Стало, тебе велено передать. Но скажи слово.

Чекмай вскочил и захлопнул «Пролог».

— Какое еще слово?

— Кого ты в Архангельский острог посылал. Не то отдам тебе — а потом во весь век не рассчитаюсь.

— Он прав, — сказал Чекмай. — Мы посылали туда двоих — старика и отрока четырнадцати лет. Уж не ведаю, кто из них тебе для нас грамотку дал. Старик седат, сутул, щурится — у него глаза хворые. Отрок мне по плечо, волосы светлые, лицом на деда смахивает, когда подрастет — такой же нос будет, что на семерых рос, а одному достался.

— Про старика не знаю, отрок был. Он самый.

— Ну так давай грамотку! — потребовал Чекмай.

— Нет, там не грамотка. Может, тут, в Заречье, другой богомаз Глеб есть? Развелось же вас…

— Старика звать Вохромеем Ильичом! А отрока Ивашкой! — вспомнил придуманные имена Глеб.

— Про старика не знаю, не было никакого старика. Отрок был.

— Ивашка?

— Ивашка, поди. Ну, стало, он. Да только то не грамотка.

Мужичок достал из-за пазухи сверток, завернутый в кусок рогожи и обвязанный для надежности веревкой.

Глеб и Чекмай переглянулись.

— Видно, там не только грамотка, — сказал Глеб. — Ну да развернем — разберемся.

— Мне бы за труды, — молвил мужичок.

— За труды тебе в Архангельском остроге дали, ну да ладно, держи две деньги. — Чекмай достал монетки.

Стоило мужику выйти, как Чекмай с Глебом накинулись на сверток. Схватили с двух сторон — и замерли, не дыша.

— Да вы зубами, что ли, его драть собрались? — удивилась Ульянушка. — Глебушка, вот же твой ножик.

И сразу протянула мужу короткий нож, лежавший на рабочем столе.

Веревку разрезали, сверток вскрыли и обнаружили в нем другой, поверх которого лежал бумажный лист.

Это было послание от Деревнина.

— Матушка Пресвятая Богородица! — воскликнул, прочитав, Глеб. — Они там, в Архангельском остроге, совсем ума лишились! Английского короля им подавай!

— Не они ума лишились, а их ума лишили, — поправил Чекмай. — Я уже про эту затею слыхал, сперва собственным ушам не поверил, потом понял — дело нешуточное. Ну-ка, поглядим, что тут за подарочек. Неужто Ивану Андреичу удалось-таки выкрасть то послание? Ввек бы не поверил!

Во втором свертке обнаружили с дюжину сложенных вчетверо листов.

— Ого! Это хорошая бумага, александрийская, что по двенадцать денег за десть, — сказал Глеб. — А вот что на ней написано?

Почерк был корявый, слова явно нерусские.

— Да ну тебя с бумагой… — Чекмай быстро перебрал листы, все развернул и даже встряхнул. — А ведь боярского-то послания тут и нет! Что ж это за чушь заморскую прислал нам старый дурень?

— Погоди! Коли бояре вздумали писать английскому королю, какой смысл писать по-русски? — спросил Глеб. — Может статься, нашли толмача. Не все же англичане в Вологду убежали. И это оно и есть.

— Так-то так… — Чекмаю не хотелось соглашаться, а пришлось. — Но я так разумею — при столь важном послании должны быть печати. Этак-то и я наговорю толмачу с три короба — и какой болван такому посланию поверит?

— Да, печатей нет… Что ж это такое? Митя! Погляди, может, догадаешься.