Волжский рубеж

Он отошел от окна, опустился за большой круглый стол, укрытый бархатной скатертью, взял блюдце с чашкой, сделал глоток. Вскоре послышались вяловатые шаги, и в гостиную вошел Свербеев, уже при параде, в мундире, при орденах и регалиях, но уставший, измученный, бледный. Губернатор был помоложе городского головы. Свербееву исполнилось пятьдесят два года, Алабину – шестьдесят три. Если городской голова был славен тем, что прошел четыре войны, то губернатор, закончив Московский государственный университет, вскоре попал в Министерство внутренних дел и на сегодняшний день в Табели о рангах уже числился тайным советником. Но как человек штатский, толком не нюхавший пороху, он испытывал уважение к человеку военному, который прошел с оружием пол-Европы, не раз ходил в атаку, не жалел своей жизни, своими руками убивал врага. И при этом еще, что касалось Алабина, был библиофилом, археологом и писал исторические книги. Свербеев часто прислушивался к более старшему коллеге. Вели они себя на равных: у одного перетягивал возраст, у другого – чин.

Едва губернатор вошел, Алабин встал.

– Здравствуйте, дорогой друг, – сказал Свербеев, протягивая руку, которая оказалась холодной и нынче слабоватой на пожатие.

– Доброго вам здоровья, Александр Дмитриевич, – сердечно кивнул Алабин. – Как себя чувствуете?

– Отпустило-таки, Петр Владимирович, – Свербеев приложил руку к солнечному сплетению. – Более или менее, но отпустило. Порошки помогли, слава тебе господи. А вчера было-о, – он покачал головой. – У-ух! Желудок мой, желудок…

В этот день, 11 января, они должны были вместе ехать на торжественное освящение самарского водопровода. Свербеев попросил Алабина сопровождать его. Это говорило о значимом доверии губернатора к городскому голове. Не всегда два больших хозяина – губернии и города – ладили друг с другом в Самаре. Бывали и войны! Но только не теперь. Конечно, получив приглашение, Петр Владимирович сразу же согласился. Но заехав за губернатором, узнал, что тот занемог. Ну так слава богу, как сказал Свербеев: «отпустило».

– Чай у меня славный, – улыбнулся губернатор. – Мне его прямиком с Востока высылают, старые связи. Скажите, каков?

– Отменный, – кивнул Алабин. – Ну так что, Александр Дмитриевич, в путь?

– В путь, Петр Владимирович, – кивнул губернатор.

В прихожей слуги набросили им шубы на плечи, и два хозяина – губернии и города – вышли на порог свербеевского дома. Было морозно, но безветренно. Падал тихонько снег. Деревья на Дворянской улице, их ветви, укрывал иней.

Свербеев вольно, по-мальчишески потянул воздух носом:

– Хорошо! А, Петр Владимирович?

У крыльца их ждали сани, запряженные в пару. Кучер терпеливо ждал, пока господа насладятся и морозным воздухом, и зимними городскими картинами. Все радовало глаз губернатора и городского голову. Свербеев первым ступил на лестницу, резко ухватившись за перила, покачал головой:

– Вот Митька, зараза, лед ведь оставил на ступенях! Чуток, но оставил! Выдрать бы его за такие проделки! – Оглянулся на Алабина. – Да время не то. Ох, не то! Тут едва конституцию не подписали, а подписали бы, вот Митьки-то бы и распоясались! – Свербеев, интеллектуал, был известен своими консервативными взглядами. Его так и звали «просвещенным консерватором». – Вы осторожнее, Петр Владимирович, а то нас соскребать с вами придется с этих ступеней! Надо выпороть Митьку, надо!

Сани понесли их прямиком к Иверскому монастырю, откуда и брал начало самарский водопровод.

– Все боюсь, Петр Владимирович, не кольнет ли! – с усмешкой признался он. – Шампанское пить не стану. И коньяк тоже. Врачи говорят – нельзя. Вот рюмку водки можно! Так и сказали: если захочется, только водку. А как может не захотеться, я вас спрашиваю? Да еще на банкете? Странные люди эти лекари!

Петр Алабин усмехнулся, пригладил усы. Свербеев и впрямь был человеком на своем месте. Умным, дальновидным, легким в общении. Чиновником на «ять». Таких мало! Если он кого и напоминал, так это второго по счету самарского губернатора Константина Карловича Грота, легендарного хозяина губернии.

Трудно поделить заслуги между губернаторской властью и городской, каждая вносит свою лепту. И каждая ведет отсчет от себя. Кому приписать те или иные свершения? Губернатору или городскому голове? Как не рассориться двум вождям? При Свербееве заработал механический завод Журавлева, паровая макаронная фабрика, а в 1881 году Альфред фон Вокано построил свой легендарный пивной завод, и два сорта пива «Венское» и «Венское столовое» тотчас же бросили золотую монетку в копилку Самары. Свербеев радел о добром состоянии школ и больниц, и, будучи человеком просвещенным, составил описание школ Самарской губернии, жалобы на чиновников рассматривал лично и сам ездил по всей подотчетной ему территории с проверками. Одним словом, на месте не сидел. А в 1883 году за полезную деятельность по взиманию окладных сборов Самарской губернии заслужил Высочайшее его императорского величества благоволение.