Вор в ночи. Новые рассказы о Раффлсе

– Так же подумал и ювелир! – ликующе воскликнул клерк. – Видите ли, янки не выбрали и половину из того, что принес ювелир, они намеренно не торопились и действовали очень осмотрительно. Они даже оплатили часть того, что могли, в тот момент, просто для отвода глаз. Думаю, вы догадываетесь, чем все кончилось. Ювелир так никогда больше и не услышал о тех американцах, и когда он открыл коробку, все, что он обнаружил, – эти сигареты и кусочки сахара.

– Коробки-дубликаты? – закричал я, может быть слишком поспешно.

– Коробки-дубликаты! – пробормотал Раффлс с интонацией, достойной мистера Пиквика.

– Коробки-дубликаты! – торжествующе отозвался клерк. – Ну и смекалка у этих американцев, сэр! Чтобы узнать трюк вроде этого, стоит пересечь Атлантику, согласны, сэр?

– Полагаю, что так, – согласился серьезный джентльмен с седой гривой. – Если только… – добавил он внезапно, будто ему в голову пришла неожиданная идея, – если только это не сделал тот самый Раффлс.

– Это не мог быть он, – встрепенулся клерк, мотая головой на высоком воротнике. – В то время он давно уже спустился к Дэйви Джонсу.

– Вы в этом уверены? – спросил Раффлс. – Было ли найдено его тело?

– Найдено и похоронено, – уверенно заявил наш одаренный богатым воображением приятель. – По-моему, в Мальтере… или, возможно, в Гибралтаре. Точное место не помню.

– Вдобавок, – вставил я, весьма раздраженный всеми этими выдумками, но не забывая вносить и свой вклад, – Раффлс никогда бы не стал курить эти сигареты. Он признавал только одну марку. Его любимые… как же они назывались…

– «Салливан»? – на удивление правильно ответил клерк. – Все дело в привычке, – продолжал он, ставя коробку с яркой этикеткой на место. – Я попробовал их один раз, и мне они совсем не понравились. Это дело вкуса. Я вот что вам скажу, если говорить о хорошем и недорогом табаке, то лучше «Золотого жемчуга» не найдете, эти сигареты вчетверо дешевле.

– Чего мы действительно хотим, – мягко заметил Раффлс, – так это увидеть нечто такое же хитроумное, как этот последний трюк с коробкой.

– Тогда пройдите сюда, – сказал клерк и провел нас в закуток, почти всю площадь которого занимал знакомый нам громадный окованный железом сундук. Сейчас его крышка служила подставкой для каких-то таинственных предметов, накрытых чехлом от пыли. – А вот здесь, – продолжал он, открывая их, – реликвии Раффлса, изъятые из его комнат в Олбани после его смерти и похорон. Это самый полный комплект вещей, которым мы располагаем. Вот это его сверло, а это бутылка с маслом, которым он, как мы считаем, и смазывал это самое сверло, чтобы оно не создавало шума. Вот револьвер, из которого он застрелил джентльмена на крыше по дороге в Хоршэм, его отобрали у Раффлса на пароходе P&O, прежде чем он спрыгнул за борт.

Я не смог удержаться от замечания и сказал, что Раффлс никогда ни в кого не стрелял. Я стоял, прислонившись спиной к ближайшему окну, с надвинутой до самых бровей шляпой и поднятым до ушей воротником.

– Это единственный известный нам случай, – признался клерк, – и у нас не было достаточно доказательств, иначе его драгоценный друг получил бы намного больший срок. А вот в этой гильзе Раффлс спрятал императорскую жемчужину на P&O. Вот эти буравчики и клинья он использовал для взлома. А вот эту веревочную лестницу он закреплял с помощью трости. Предположительно, все это было у него с собой в тот вечер, когда он ужинал у лорда Торнэби, еще до сервировки Раффлс успел его обчистить. А это его дубинка. Но вот зачем ему был нужен этот небольшой бархатный мешочек с двумя дырками и с резинками вокруг каждой, никто еще не смог догадаться. Возможно, у вас есть какие-либо предположения на этот счет?

Раффлс взял в руки бархатный мешочек, который он изобрел для бесшумного подпиливания ключей. Он держал его как кисет, взяв двумя пальцами, большим и указательным, и лишь пожимал плечами с недоуменным выражением. Несмотря на это, он показал мне несколько стальных опилок, которые ему удалось обнаружить, и прошептал на ухо: «Гении сыска!». Мне ничего не оставалось, как осмотреть дубинку, которой я когда-то ударил Раффлса по голове; на ней до сих пор оставались следы его крови. Видя мой ужас, клерк поспешил изложить искаженную версию этого происшествия. Эта история, как и многие прочие, стала известна в Олд-Бейли и, вероятно, сыграла важную роль в том, что ко мне было проявлено милосердие. Однако слышать ее снова, к тому же в таком пересказе, было слишком мучительно, и Раффлс отвлек внимание на собственный снимок, который висел на стене над сундуком и который я предпочитал до этого момента не замечать. Во фланелевом костюме, с зажатым между губами «Салливаном», Раффлс с видом победителя позировал на крикетном поле. В полузакрытых глазах – его вечная дерзкая лень. У меня тоже где-то хранилась эта фотография, и я мог сказать, что этот портрет не самый удачный. Впрочем, черты лица правильные, резко очерченные. Иногда мне хотелось показать этот снимок скульпторам, чтобы они увидели, как должна выглядеть хорошая статуя.