Нужно ли говорить, что я без дальнейших увещеваний приступил к осуществлению этого опрометчивого плана? За последнее время я уже не раз и не два был свидетелем подобных вспышек нового, изменившегося Раффлса и хорошо в них разбирался. Ему было трудно примириться с тяготами нашего нынешнего положения. В то время, как я искупил свои злодеяния пребыванием в тюрьме, Раффлс избежал наказания благодаря тому, что его считали погибшим. В результате я мог появляться там, где он сам не смел показаться, и выступал в роли его полномочного представителя, связывающего его с внешним миром. Раффлса не могла не раздражать такая зависимость от меня, и я всеми силами старался как-то облегчить испытываемые им чувства, избегая даже намека на злоупотребление своей властью над ним. Поэтому, несмотря на дурное предчувствие, я попробовал выполнить его щекотливое поручение на Флит-стрит, где, несмотря на свое прошлое, я все же зарабатывал честные деньги. И хотя я был уверен в провале, мои усилия все же увенчались успехом, и одним из вечеров я вернулся в Хэм-Коммон с пропуском из Управления по надзору за осужденными Нового Скотланд-Ярда, который я храню и по сей день. Как ни удивительно, на нем не стоит дата, и это означает, что по нему до сих пор могут «допустить предъявителя в музей», не говоря уже о друзьях подателя, поскольку под надписью «сопровождающие» нацарапано имя моего редактора.
– Но он сказал, что не хочет идти, – объяснил я Раффлсу. – Это значит, что мы оба, при желании, можем посетить музей.
Раффлс посмотрел на меня с кривой усмешкой на губах, его настроение заметно улучшилось.
– Это будет довольно опасно, Банни. Если они действительно опознают тебя, то сразу же вспомнят и обо мне.
– Но ты же сам настаивал, что они тебя никогда не узнают.
– Да, я и правда не верю, что кто-то способен меня опознать. Как и в то, что в этой затее есть хоть малейший риск, но мы скоро и сами все увидим. Банни, я намерен воспользоваться пропуском, но не вижу причины, почему должен подвергать опасности тебя.
– Даже если я не пойду, когда ты предъявишь пропуск, мое имя все равно всплывет, – заметил я. – И если что-то произойдет, я быстро об этом узнаю.
– Значит, нет никакого смысла оставлять тебя без веселья?
– Верно, если произойдет худшее, особой разницы не будет.
– В пропуске указано, что явятся двое?
– Да.
– Стало быть, если им воспользуется только один человек, это может даже вызвать определенные подозрения?
– Возможно.
– Тогда мы оба пойдем, Банни! И я даю тебе слово, – воскликнул Раффлс, – что ничего плохого с нами не приключится. Но не проси увидеть именно реликвии Раффлса, и ты не должен слишком интересоваться ими, когда тебе их покажут. Оставь мне разговоры, я планирую выяснить, имеются ли у них хоть какие-то подозрения о моем воскрешении. Тем не менее я думаю, что могу гарантировать тебе определенное веселье, старина, в качестве небольшой компенсации за твои муки и переживания.
Погода в тот день стояла мягкая и туманная, можно было усомниться, что сейчас зима, если не считать тусклого солнца, пытавшегося пробиться сквозь туман. Мы с Раффлсом вынырнули из небытия у Вестминстерского моста и остановились на пару коротких мгновений, чтобы полюбоваться едва различимыми серыми силуэтами Аббатства и Парламента, выступавшими из золотистого тумана. Раффлс пробормотал что-то об Уистлере и Северне и даже выбросил едва начатую «Салливан», дым от которой мешал ему любоваться открывшимся видом. Из всех картин нашей преступной жизни именно эта сейчас наиболее ясно стоит у меня перед глазами. Но в тот момент я мало наслаждался видами, меня переполняли сомнения в том, сдержит ли Раффлс свое обещание и получится ли у него без риска развлечь нас обоих в стенах Черного музея.
Мы зашли на непреступную территорию и посмотрели в суровые лица полицейских, а в ответ они чуть ли не зевали, направляя нас через вращающиеся двери вверх по каменным ступеням. Столь небрежный прием со стороны представителей закона показался мне даже зловещим. В течение нескольких минут мы были предоставлены сами себе, стоя на ледяной лестничной площадке, и Раффлс по привычке воспользовался этим, чтобы обследовать помещение, в то время как я переминался с ноги на ногу перед портретом покойного комиссара Скотланд-Ярда.
– О, старый знакомый! – воскликнул Раффлс, присоединившись ко мне. – Однажды я даже обсудил с ним мое дело за обедом. Думается мне, что мы узнаем что-нибудь новое о себе в Черном музее. Несколько лет назад я посетил прежнее здание в Уайтхолле, и моим экскурсоводом тогда был один из их лучших детективов. В этот раз, может, будет также.