Вор весны

— Красивые слова, — шепчет он призрачным голосом. Пальцы скользят по всему моему лицу. — Красивая…

Он выгибается, закатывая глаза.

— Аид!

— Все еще здесь… — он сжимает мою руку. — Я не хочу умирать, — говорит он. — Я тоже не хочу оставлять тебя.

— Тогда не делай этого, — я забираюсь на кровать и ложусь рядом с ним. Одна моя рука в его, а другой я обвиваю его тело, притягивая ближе к себе. Он слегка постанывает от моих прикосновений. — Прости, я причиняю тебе боль?

— Нет, — говорит он с уязвимостью, к которой я не привыкла, — я просто напуган тем, как сильно хочу, чтобы ты была здесь.

— Я тоже хочу, чтобы ты был здесь, — у меня болезненный голос. Все во мне болит, будто это у меня в боку зияет дыра. — Но не так. Я хочу, чтобы ты был цел и невредим и дразнил меня.

— Хочешь, чтобы я сказал что-нибудь ужасное?

— Я хочу, чтобы ты был самим собой.

— Я остаюсь самим собой, — он дрожит. — Мне холодно, Сефи.

Я обнимаю его крепче.

— Согревайся Луливер.

Я тянусь, целуя его в щеку, но в тот же миг он поворачивает голову, и мои губы касаются его губ, всего мгновение.

Они задерживаются там немного дольше, чем следовало бы.

Он слабо улыбается мне.

— Хорошая вещичка, чтобы забрать ее с собой.

Я забираюсь под одеяло, просовывая руку под его рубашку, касаясь его холодной плоти.

— Ты никуда не пойдешь.

— Поцелуй меня еще разок, и я подумаю над этим, — ему удается криво ухмыльнуться, он явно не надеется, что я это сделаю, но я хватаю его лицо и прижимаюсь к его губам, целуя со всей силой, на которую осмеливаюсь, стараясь не думать о том, какой он холодный и безвольный под моими прикосновениями, о том, как хрупки пальцы, которыми он зарывается в мои волосы.

Это совершенно и полностью отличается от поцелуя в Самайн, в нем так много силы и так мало жизни, что мне хочется плакать. Я цепляюсь за воспоминания о других прикосновениях, других ласках, которые не переставала ценить, всегда надеясь, что у нас будет больше времени.

— Ты губишь меня, — бормочет он мне в губы.

— Как и ты губишь меня.

— Узнаю ли я когда-нибудь, говоришь ли ты мне правду?

— Очаруй меня.

— Что?

— Очаруй меня. Заставь сказать тебе правду. Я даю тебе полное разрешение. Я… мне нужно, чтобы ты знал. Мне нужно, чтобы ты понял.

Он прижимается своим лбом к моему, а затем слегка отстраняет меня назад, заглядывая в мои глаза. Я чувствую, как в меня впивается слабая сила, и я открываюсь ей.

— Скажи мне, Сефи, гублю ли я тебе?

— Да, — вырывается из меня невольный ответ.

— Ты хочешь меня?

— Да.

— В каком смысле?

— Во всех.

— Я не понимаю, — говорит он с искренним замешательством, — что тебе во мне нравится?

— Я… — я запинаюсь. Даже в зачарованном состоянии список моих желаний кажется слишком длинным, неисчерпаемым.

Аид стонет подо мной, и завитки его слабого очарования ускользают от меня.

— Все, — тороплюсь я, — мне нравится все.

— Я верю тебе, — тихо бормочет он. — С тобой, должно быть, что-то не так, но я верю тебе.

— Со мной все в порядке, — настаиваю я, лаская его лицо, в то время как золотые глаза тускнеют, — но с тобой действительно что-то не так, если ты сомневаешься в своей ценности.

Он слабо улыбается.

— Со мной определенно что-то не так.

— По крайней мере, не с твоим прелестным личиком.

— Должно быть, я чувствую себя лучше, раз ты снова дразнишь меня.

— Это так?

Он гладит меня по волосам, его глаза остекленели.

— В основном, я просто чувствую тебя…. — он вздыхает. — Я устал.

Я сглатываю, подавляя страх на своем лице.

— Тогда засыпай. Просто убедись, что проснешься.

— Раз уж ты настаиваешь, — отвечает он. — Ты останешься здесь?

— До тех пор, пока ты желаешь меня видеть.

— Я всегда буду желать тебя. В этом-то и проблема, на самом деле…

Он оседает подо мной, окончательно теряя сознание, его дыхание ровное, но болезненное. Я жду, пока не убеждаюсь, что он отключился, а затем отодвигаюсь от него и оттягиваю повязку. Рана все еще кровоточит. Все еще сильно кровоточит.

Если не закрою ее, не важно, сработало противоядие или нет, он истечет кровью.

Я иду в свою комнату за набором для наложения швов. Пан обвивается вокруг моих ног, и я улучаю момент, чтобы поднять ее и вдохнуть аромат ее меха. Раз, два, три. Вдох, выдох.

— Ты сможешь это сделать, — говорю я вслух. — Ты сможешь это сделать, все будет хорошо. Ты сможешь помочь ему.

Я опускаю ее, беру аптечку и возвращаюсь в его комнату.

Это ужасная, долгая и грязная работа — зашивать его бок. Тренировочный объект не истекает, пока ты его зашиваешь. Но он истекает. Обильно. Простыни пропитаны кровью.

В конце концов, я закончила. Я смываю из-под ногтей его засохшую кровь, она впиталась в кожу моих рук.

Я уставилась на свое отражение в зеркале ванной, на бледную, хрупкую на вид девушку, на широко раскрытые глаза ее лица, окруженного ореолом влажных от пота, растрепанных кудрей.

Не сдавайся, предупреждаю я ее. Не смей сдаваться.

Я заканчиваю и возвращаюсь в кровать, устраиваясь рядом с ним. Я прижимаю его конечности к матрасу и к себе, молясь, чтобы у меня хватила сил удержать его здесь.

22. Сделка