Восемнадцать роз Ашуана

      Было ли тому страшно? О чем он думал, пряча во внутренний карман две запасные обоймы? Ренни пытался представить Марка в эти минуты — еще не заряженный пистолет лежит на коленях, черно-белая повязка удерживает волосы, лицо сосредоточенное и холодное. Марк, всегда остро чувствующий, способный взорваться из-за любого пустяка — тут Ренни не мог представить его испуганным или взволнованным.

      — Боже мой, — вырвалось у мальчишки, и он не сдержал стона, уткнулся лбом в край стола. Как же Марку было… одиноко…

      Сейчас Ренни был уверен — может, Марк и стремился к славе, но ему было плевать на красивости и позу героя, пусть отрицательного. Полугодом раньше, может, это имело бы значение, сейчас уже нет.

      Человеку, спокойно заряжавшему пистолет, оставалось жить несколько часов. Смерть его ждала вовсе не героическая. И он это знал.

* * *

      Над головой крутился медленный черный водоворот. Там Медведица охраняла своего Медвежонка, вокруг них мерцали цепочки огней, будто мать и сын брели своей тропой меж бесчисленных человеческих селений.

      Вот же… до сих пор верится в детскую историю, как сильно звездные мишки любят друг друга… наивная песенка об их семье трогает сердце.

      Сейчас она звучала в мыслях, пока смотрел на угли камина, тоже мерцающие — и в них можно было разглядеть что угодно. Например, посапывающего медвежонка… Микаэла точно смогла бы.

      — Виктор, тебе хотелось бы вернуться в детство?

      — Пожалуй, нет, — перед тем, как ответить, сын всерьез поразмыслил.

      — Почему?

      — Тогда все решали за меня.

      — Но ведь тебя не заставляли делать ничего, против воли… разве что пить лекарства.

      — Так-то оно так… но я все время чувствовал — вот я, а вот взрослые, они в любой момент могут, как говорится, "поставить меня на место", они решают, как распорядиться моей жизнью… сам факт этого не сильно приятен. Сбросить лет двадцать пять-тридцать я бы не отказался. Но стать ребенком или ничего не смыслящим юнцом — нет.

      — Жаль…

      — Почему? — удивился Виктор.

      — Я не о твоем нежелании. Просто… детство принято считать источником сплошной радости и приятных воспоминаний. Сказка и защищенность… а вот, похоже не сложилось, ни у тебя, ни у меня, — Ренато прикрыл глаза.

      — Отец? — в голосе Виктора слышались тревожные нотки.

      — У меня все в порядке. Так… перебираю мысленно прошлые дни.

      — Может быть…

      — Говорю, не тревожься. В старости часто роешься в прошлом… не о будущем же мечтать.

      А Виктор неплохо выглядит… и если задумывается о старости, то мельком, подумал Ренато. И правильно. У него молодая жена и много дел впереди.

      Ренни порой задумывался, как люди ухитряются любить друг друга — просто так, по факту самого их существования. Так, как мать любит и его, и Марка… вне зависимости от успехов младшего и никчемности второго, хоть и старшего годами. Марк ведь и сам понимал — поступил он в университет едва ли ни чудом, и вряд ли дотянет до выпускного курса.

Идти рабочим, несмотря на уговоры? Похоронив все надежды матери и отца? Да, и отца — дать тому возможность говорить "я знал, что из него ничего не получится".

Лучше уж бандитом на большую дорогу, хотя для этого у Марка не доставало решимости…

      Воробьи прыгают на дорожке, жимолость курчавится под окном… солнце неяркое, через облака — рассеянный свет. Тепло… Привычный и скучный пейзаж. Может быть, малости не хватило — чтобы десятилетия спустя именно эти картины вставали в памяти, казались сказкой — той, где всегда любят, где сильный мудрый отец и заботливая, все понимающая мать, игры со сверстниками, а после — кухня, где пахнет выпечкой, и оранжевый огонек ночника в спальне, огонек, подле которого так приятно читать…

      И ведь не сказать, что Ренни был всего этого лишен. Но что-то не получилось, как надо… будто глядишь на картину, и знаешь — перед тобой только копия, ученическое подражание работе мастера. А может, семья отчаянно нужна только тем, кому иначе не получить поддержки. Нужна в детстве, когда сам мал, хрупок и некому защитить от мира, показать мир. Нужна в старости — когда больше ничего за спиной не оставил, кроме собственного потомства — хоть так продлить свои дни на земле посмертно. Или — чтобы не так одиноко было.

      А если — есть силы, цель, и нет одиночества?

      Получается, семья никогда не была необходима Ренни, Ренато Станка.

      Ни там, ни здесь.

      А Марку была нужна, кажется…

      В доме ничего не менялось. Вокруг — менялось, и лишь Ренато замечал отличия. То одно, то другое произнесенное имя вызывало удивление окружающих — кто это? Но к чудачествам старика привыкли уже. А он почти не задумывался — кого ему будет не хватать на самом деле?

      Денизы, пожалуй. Жаль, если она однажды исчезнет.

      Но пока служанка была на своем месте, добрая, хлопотливая и ненадоедливая. Даже убираться умела так, чтобы не мелькать перед глазами — напротив, приятно было смотреть на Денизу.