Восходящая Тень

Из деревни валом валил народ. Опираясь на копье, словно на посох, ковылял Бран, которого поддерживала улыбающаяся Марин. Дейз Конгар обнимала за плечи своего мужа Вита, шли рука об руку Гаул и Чиад с открытыми лицами. Уши Лойала устало обвисли, у Тэма все лицо было в крови, а Фланн Левин и на ногах-то держался лишь благодаря помощи своей жены Эдин. Ранены были почти все, но многих уже успели наспех перевязать. Люди все прибывали и прибывали – Элам и Дэв, Ивин и Айрам, Эвард Кэндвин и Буэл Даутри, Хью с Тэдом – конюхи из «Винного ручья», Бан, Телл и другие Спутники, ухитрившиеся-таки сохранить свое знамя. На этот раз он не видел лиц тех, кого потерял, а видел только тех, кто остался в живых. Подъехали Верин с Аланной, сопровождаемые Томасом и Айвоном. Старый Били Конгар уже размахивал баклагой, в которой наверняка был эль, а то и бренди. Тут же были и Кенн Буйе, все такой же узловатый, как старый корень, но весь в синяках, и Джак ал’Син под руку с женой и в окружении своих многочисленных сыновей и дочерей с их женами и мужьями, а также Райн и Ила, все еще державшие на спинах младенцев. Появились и вовсе незнакомые Перрину лица – не иначе как подоспевшие на выручку жители Дивен Райда и тамошних ферм. Детишки со смехом бегали под ногами у взрослых.

Подошедшие развернулись веером и, обступив Перрина и Фэйли, образовали широкий круг. Они как будто не замечали мертвых троллоков и дергавшихся в агонии мурддраалов – все взоры были устремлены на восседавшую на Ходоке пару. Над полем повисла тишина. Такая тишина, что Перрин занервничал.

«Чего они на меня уставились? И молчат, словно воды в рот набрали».

И тут появились белоплащники. Сверкающая сталью колонна по четыре, возглавляемая Дэйном Борнхальдом и Джаретом Байаром, медленно выехала из-за домов. Плащи воинов выглядели так, будто их только что выстирали и отгладили, и даже пики они держали под одним, строго выверенным углом. Двуреченцы встретили их ропотом, но расступились и пропустили в центр круга.

Увидев Перрина, Борнхальд поднял руку в стальной перчатке. Звякнули уздечки, заскрипели седла – колонна остановилась.

– Дело сделано, отродье Тени. – Байар скривил рот, но выражение лица Борнхальда не изменилось, он даже не повысил голоса. – С троллоками покончено, и, согласно уговору, я беру тебя под стражу – как убийцу и приспешника Темного.

– Нет! – воскликнула Фэйли и, обернувшись, сердито уставилась на Перрина. – Что он несет? Какой еще уговор?

Ее слова почти потонули в возмущенном реве двуреченцев:

– Нет! Не позволим! Златоокий! Златоокий!

Не сводя глаз с Борнхальда, Перрин в свою очередь поднял руку, и выкрики постепенно стихли. Когда воцарилось молчание, он заговорил:

– Я обещал, что позволю тебе взять меня под стражу, если вы нам поможете. – Голос его звучал на удивление спокойно, хотя внутри нарастала холодная ярость. – Если поможете, белоплащник! Где же вы были во время боя?

Борнхальд молчал.

Из толпы выступила Дейз Конгар, с Витом под боком. Муженек льнул к ней так, будто решил никогда больше не отпускать ее ни на шаг. Одной рукой она прижимала к себе бывшего на голову ниже ее супруга, а в другой держала острые вилы.

– Они отсиживались на Лужайке, – громко заявила Дейз, уперев свое оружие древком в землю. – Выстроились в колонну, расфрантились, что твои девчонки, когда на танцы в День солнца соберутся, а с места так и не стронулись. Потому нам, женщинам, и пришлось лезть в драку, когда мы увидели, что вас вот-вот сомнут… А эти щеголи торчали на Лужайке, точно шишки на елке, ни один и пальцем не шевельнул!

Женщины поддержали ее гневными выкриками:

– Правильно! Верно!

Борнхальд, не отрываясь и даже не моргая, смотрел прямо в глаза Перрину.

– А ты, отродье Тени, надеялся, что я доверюсь тебе? – Он усмехнулся. – Твой замысел провалился, потому что подоспели люди. Этого ты не предвидел, да? Надеюсь, ты не хочешь сказать, что сам их призвал?

Фэйли открыла было рот, но Перрин прижал палец к ее губам. Она ущипнула его – сильно и больно, но промолчала.

Борнхальд наконец-то возвысил голос:

– Я все равно увижу твой конец, отродье Тени. Жизнь положу, но ты попадешь на виселицу! Пусть сгорит весь мир, но я этого добьюсь! – Последние слова Борнхальд выкрикнул. Байар вытащил меч из ножен почти на ладонь, а находившийся у него за спиной здоровенный воин – Перрин припомнил, что его, кажется, звали Фарран, – выхватил свой. При этом Фарран не скалился, как Байар, а улыбался, словно предвкушая потеху.

Однако оба замерли, увидев, как двуреченцы подняли луки, нацеливаясь в белоплащников. Воины беспокойно заерзали в седлах, но Борнхальд не выказывал никаких признаков страха. Он испытывал лишь ненависть – Перрин чуял ее запах. Обведя горячечным взглядом двуреченцев, державших на прицеле всех его солдат, Борнхальд снова повернулся к Перрину. Глаза его горели неистовой злобой.

Перрин сделал знак рукой – и напряжение спало, двуреченцы медленно и неохотно опустили луки.