Дракон попытался вновь направить к ней нити нориуса, чтобы она вплела их в свою кожу, перерождаясь в карающее ничто. Но тут белая вспыхнула, как спичка, ослепляя его, и он беззвучно завопил, сжимаясь в черный шар. Ему казалось, что каждая частица его небытия взорвана этой живой белизной, этой отравой, цепляющейся к его существу. И быть бы крику, звучащему на всех частотах, услышанным тьмой, но белое лишь прицепилось к черному, переплетаясь, и услышал нориус ответный призыв:
«Все мое – твое. Все твое – мое».
Сначала Никлос зажмурился. По привычке, будто выйдя на яркое солнце, вот только здесь его не было. Здесь как будто ничего не было. Все в тусклых, серых тонах. Без вкуса, без тяжести притяжения. Без давления. И сам он себя ощущал бесплотным. Разве только имел человеческие очертания, запакованные в привычный наряд из черных тканей. При этом на ощупь никак не ощущавшиеся, как если бы он гладил воздух. Позади раздалось негромкое дыхание. Резко обернувшись, он увидел ее.
Селеста, безучастная, равнодушная, как слепая, стояла на месте в белом платье. Она безразлично смотрела по сторонам, стараясь дышать полной грудью, пытаясь принять это место, лишенное чего бы то ни было. Как будто закончилось нечто утомительное, длинное и тяжелое. Драконица выглядела как человек, вырвавшийся из темницы, но потерявший смысл слова «воля».
– Где мы находимся? – осторожно поинтересовался Ник, с тревогой оглядывая такую новую Селесту.
Мужчина понимал, что случилось нечто непоправимое. Ужасающее. И это связано с тем, что она вернула себе ариус. С тем, что именно она призвала Демона и сплела их в одно целое.
Потянувшись к своей силе, он ощутил, как пошла рябь по этой пустой реальности. И на миг проскользнула картинка извне, где они как единое целое держали в руках извивающуюся Мору, медленно сдавливая ее, пока не брызнула кровь. Там время текло иначе. Оно будто застывало, готовясь и вовсе остановиться, пока они не будут готовы вернуться.
По крайне мере, один из них.
– Сердце Демона. Должна была догадаться, что, когда мы оба раскроемся целиком, случится нечто подобное. Я видела это в воспоминаниях Клэрии. Ей ни разу не удалось покинуть это место без Карга.
– Почему ты призвала Демона? Когда-то ты клялась, что не позволишь ему вернуться. Что изменилось? Что с тобой произошло? – Никлосу все меньше и меньше нравилась эта новая Селеста.
Она вцепилась в это место, как если бы оно стало ее тихой гаванью. Местом упокоения.
– Может, я просто устала сражаться с неизбежным? Может, это должно было случиться, и я просто заканчиваю начатое. Радуйся, ты получил все, что хотел. Меня, ариус, Демона. Скоро тебя поглотит Ктуул, и все закончится. Мои родные выживут – вместе с эльфами покинут этот мир. Хоть какая-то отрада для тех, кто вольно и невольно жертвует своими жизнями, чтобы Ктуул мог выпить ядро этой планеты. Просто конец. Я проиграла. Вечный оказался истинным чтецом душ. Он понял, что способно сломить меня.
– И что же это?
– Я сама.
Разве может пара слов быть окрашена такой немыслимой эмоцией, в которой сосредоточены все краски первобытного ужаса перед самой собой? Девушка будто сияла этим. Будто все на свете окончательно утратило смысл и превратилось в ничто. Из нее ушли воздух, вода, земля и огонь, пылающий в душе каждого дракона. Она потеряла все. И в этом открылась навстречу Демону, чтобы он забрал остальное. Полное поражение. Потеря цельности. Потеря души.
– Что произошло? – это все, что смог Ник выдавить из себя, настолько сплелись в нем тысячи вопросов и пугающих мыслей.
Его возвращение из первобытного состояния нориуса оказалось стремительным и всепоглощающим. Он не мог не окунуться в водоворот чувств, ощущая массивностьтого, что делает живое живым. И на таком контрасте казалось, что они поменялись местами.
Глаза Селесты заволокло туманом из серебра, а на кончиках пальцев возникли совсем тонкие нити ариуса, которым она провела по своему лицу, снова убеждаясь, какой полноводной рекой разлилась белая тьма по венам, по сосудам ее сердца.
Впервые девушка осознала, что в силе нет оттенков добра или зла. Нет справедливости, карающей длани праведности и непогрешимости. Ариус был просто составной частью основы этого мира. Это люди наделили его сиянием доброты и мира и нарекли нориус тьмой и злом. Но, в сущности, они не были ни тем, ни другим.
– Я убила своего брата.
Произнесенные слова камнем упали в безмолвие этой всепоглощающей пустоты. Они покачнули едва обретенное равновесие, и Селеста наклонилась, прикладывая руки к животу, пытаясь удержаться и не нырнуть еще глубже в пустоту.
От вставшего рядом Никлоса она отшатнулась, выставляя руку, чтобы не дать поддержать себя, чтобы не дать ему сказать хоть слово утешения или любви. Она не могла позволить ему даже взглядом оправдать совершенный поступок. Селеста знала, что если увидит хотя бы что-то, то уже ничто не сможет остановить распад ее личности. И мужчина каким-то шестым чувством понял это и застыл, удерживая новую лавину вопросов.
– Так ты вернула себе ариус.