Читаем Восхождение, или Жизнь Шаляпина полностью

«Биограф не изобретает сюжет — его уже запрограммировали сами факты. Он не творит художественный образ по законам привычной типизации, а воссоздает его на основе собранных документов. В основу произведения ложится не сырой жизненный материал, а отобранный, художественно преображенный, пропущенный через стиль писателя», — писали в предисловии к книге «Надежды и воспоминания» классика биографического жанра Андре Моруа Ф. Наркирьер и А. Строев.

О создании образа через документ писал еще в 1922 году в своих обзорах «Литературная Москва» О. Мандельштам. Анализируя тогдашнюю прозу, он обратил внимание, что и Пильняк, и серапионовцы вводят в свое повествование «записные книжки, строительные сметы, советские циркуляры, газетные объявления, отрывки летописей и еще бог знает что». «Нынешних прозаиков часто называют эклектиками, то есть собирателями, — размышляет О. Мандельштам. — Я думаю, это — не в обиду, это хорошо. Всякий настоящий прозаик — именно эклектик, собиратель».

И прежде всего автор документальной литературы — это собиратель, собиратель фактов, строитель жизненной судьбы полюбившегося ему героя, героя, много сделавшего для своего Отечества. Вот почему эти книги чаще всего и лучше всего воспитывают любовь к своему Отечеству, углубляют высокое чувство патриотизма, укрепляют дружбу народов, увенчивают заслуженной славой настоящих героев. Наше настоящее уходит своими корнями в жизнь пращуров. И жанр биографии — это чаще всего рассказ о наших национальных святынях, о национальном характере в лучших его проявлениях, о национальных святынях других народов и их национальном характере. Человек без прошлого — человек без дороги, человек без памяти. И рассказ о замечательном человеке — это и рассказ о национальной истории. В лучших произведениях биографической прозы ярко звучит тема патриотизма, глубоко высвечиваются черты национального характера.

«Что значит национальная форма в искусстве? — спрашивал А. Фадеев. — Это значит прежде всего родной язык. Это значит также своеобразней для каждого народа дух и строй речи, вобравший в себя в Течение столетий народный фольклор. Это значит традиции национальной классической литературы, что особенно важно в поэзии. Это значит, наконец, тот неповторимый национальный склад характера, психологические, эмоциональные особенности народа, которые и создают неповторимый цвет и запах каждого национального искусства».

Уверен, что каждый серьезный писатель, работающий в биографическом жанре, в частности, такие, как Андре Моруа и Ирвинг Стоун, X. Пирсон (о Вальтере Скотте), А. Гулыга (Кант и Гегель), Михаил Лобанов (Островский), Ю. Селезнев (Достоевский), О. Михайлов (Суворов и Державин), Ю. Лощиц (Гончаров и Дмитрий Донской), Д. Урнов (Дефо), и многие другие (перечислить все интересное и значительное просто невозможно), прежде всего ставил перед собой эти задачи, о которых столь глубоко и проникновенно говорил в свое время Александр Фадеев.


Конечно, работая над «Жизнью Шаляпина», я побывал в старом Тифлисе, Петербурге, Нижнем Новгороде, Киеве, Одессе, Риме, Лондоне, Париже, Берлине, Севастополе, Кисловодске, походил по старой Москве… Какое это непередаваемое наслаждение походить по тем местам, где жил и творил твой герой. Но, может быть, самое интересное в работе над биографией — это встречи со старыми людьми, которые знали, помнили, любили твоего героя… Большое впечатление на меня произвели встречи с Ф. Ф. и Т. Ф. Шаляпиными и их ровесниками.

Не раз в последние годы приезжал в Россию Федор Федорович Шаляпин, сын великого русского актера и певца. Не так давно, 7 ноября 1986 года, он, пробыв в Москве и Ленинграде около двух недель, вернулся в Рим, где постоянно проживает. Приезжает он каждый раз не с пустыми, как говорится, руками, а с полными сундуками, набитыми драгоценными реликвиями, храпящими теплое прикосновение великих людей, и прежде всего — вещи, принадлежавшие его отцу.

В Москве давно шла реставрация дома, в котором жил Федор Иванович с семьей. И лет семь тому назад по этажам этого дома ходили Федор Федорович, Юрий Михайлович Слонов, сын композитора М. Слонова, друга и помощника Ф. И. Шаляпина, старые их знакомые по детским играм и забавам и вспоминали о том, что где было и что где стояло, какие обои в той или другой комнате, какие шторы и занавески… Вроде бы этот разговор был интересен только реставраторам, которые во главе с Г. Е. Духаниной плотным кольцом окружали старых друзей, но нет, этот разговор как бы передавал и атмосферу дома, семьи Ф. И. Шаляпина, которая установилась ко времени 1912–1922 годов.

И вот 6 ноября 1986 года вновь ходим по этим же этажам, всматриваемся в то, что сделано за эти четыре года. Кое-что сделано… Стоим у памятника Ф. И. Шаляпину, тихо разговариваем между собой.

— Смотрите, Федор Федорович, вот все хотят с вами сфотографироваться на память, к вам не протолкнешься.

— В конце жизни пришла эта слава, — грустно улыбнувшись, ответил Федор Федорович. — Но я — фальшивая знаменитость. Сын великого отца…

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь Шаляпина

Восхождение, или Жизнь Шаляпина
Восхождение, или Жизнь Шаляпина

Первая книга дилогии известного писателя Виктора Петелина представляет нам великого певца в пору становления его творческого гения от его дебюта на сцене до гениально воплощенных образов Ивана Грозного и Бориса Годунова. Автор прекрасно воссоздает социально-политическую атмосферу России конца девятнадцатого и начала двадцатого веков и жизнь ее творческой интеллигенции. Федор Шаляпин предстает в окружении близких и друзей, среди которых замечательные деятели культуры того времени: Савва Мамонтов, Василий Ключевский, Михаил Врубель, Владимир Стасов, Леонид Андреев, Владимир Гиляровский. Пожалуй, только в этой плодотворной среде могло вызреть зерно русского гения. Книга В. Петелина — это не только документальное повествование, но и увлекательный биографический роман.

Виктор Васильевич Петелин

Биографии и Мемуары

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное