Мурена врезалась в нее с такой силой, что едва не заставила упасть. Ринриетта стиснула ее левой рукой, пытаясь оторвать от себя, и успела удивиться тому, отчего пальцы коснулись не слизкого и холодного, а плотного и пушистого. Но больше не успела ничего, потому что мурена вдруг впилась в нее огромным количеством острых зубов сразу со всех сторон — в плечи, живот, шею, грудь, щеку, спину… Ринриетта вскрикнула, пошатнувшись. В одной краткой, как вспышка гелиографа, мысли воображение нарисовало ей, как она, поскользнувшись в собственной крови, летит на камни.
Но мурена отчего-то не спешила разорвать свою жертву и впиться в беззащитную плоть. Она повисла на Ринриетте, стиснув со всех сторон, и вдруг принялась издавать звуки, совершенно не похожие на те, что издают лучепёрые — сладострастно сопеть, пыхтеть, урчать… Ничего не понимая, Ринриетта попыталась оторвать ее от себя, но пальцы всюду натыкались на густой мех неразличимого в темноте цвета. Только когда ее рука нащупала чей-то плоский теплый нос, Ринриетта сообразила, с каким именно неведомым врагом бьется.
— Во имя Розы! Мистер Хнумр!
Услышав свое имя, вомбат активно засучил лапами, не замечая, что рвет когтями дорогую пелерину. Он взгромоздился Ринриетте на шею и принялся шумно обнюхивать ее со всех сторон, щекоча кожу усами и осторожно покусывая пальцы. Он счастливо пыхтел, но, в то же время, в его голосе проскальзывали жалобные нотки, как у обиженной собаки. Он наконец нашел свою капитанессу и теперь торопился изложить ей все жалобы на окружающий мир, которые у него накопились. Ему холодно и хочется есть. Слишком много камня кругом и почти нет дерева. Ночи мокры, а шерстка его не предназначена для такой погоды. Коты не дают ему рыться в мусорниках, а люди гонят прочь от своих кухонь. Здесь никто не чешет ему живот и еще странные запахи и…
— Мистер Хнумр! — Ринриетта, всхлипывая, обняла его изо всех сил, — Ах ты ленивый, наглый, хитрый, нахальный…
Вомбат был мокрым и грязным, настолько, что походил на небохода, полгода не пристававшего к берегу и измазавшегося в золе и машинном масле, но сейчас она этого не замечала. Она приникла лицом к его подрагивающему мягкому боку и, неожиданно для самой себя, тихо заплакала. Мистер Хнумр бесцеремонно сорвал с ее головы берет и теперь придирчиво тыкался носом в щеки и уши, критически изучая новую капитанскую прическу. Кажется, он даже успел попробовать ее на зуб.
— Мелкопятнистая макрель, какой же ты худой! — Ринриетта ощупала его впалые бока, не переставая плакать, — Корди точно меня убьет! Ах ты мой бедный ведьминский кот…
— Хмурхнумрхнумрхнумр…
— Пошли скорее домой. Тебе определенно не помешает помыться и перекусить, да?
Мистер Хнумр категорически отказался выпустить Ринриетту из объятий. Всю дорогу до дома он держался у нее на шее, впившись когтями в плечи и тревожно сопел, стоило ей сделать резкое движение. Подобно большому ребенку, он с трудом понимал, что происходит вокруг, где знакомые люди и что сталось с его домом. Но сейчас, когда он слышал знакомый голос, все тревоги и беды отходили на другой план.
Ринриетта ощутила, что даже завидует ему. Мир вомбата был бесхитростен и лишен полутонов, тех самых, что так утомляют глаза вахтенного, вынужденного по многу часов пялиться в воздушный океан. В этом мире все было необычайно просто устроено — близкие люди, еда, тепло, ласка. В нем не было места старым обидам и смутным страхам.
До дома они добрались через четверть часа, так и слившись в единое целое. Чувствуя ребрами биение чужого сердца, Ринриетта уже не замечала ни стылой сырости, ни усталости, ни сбитых ног.
— «Малефакс», свет! — приказала она, распахивая ногой дверь, — И подними температуру, нашему гостю надо просушить шерстку!
Бесцеремонно спихнув на пол толстые тома и тетради, она водрузила успокоившегося вомбата на стол и стала стягивать с себя мокрую одежду, не обращая внимания на то, что изысканный, по столичной моде, сюртук превратился в грязную, свисающую бахромой, тряпку.
— «Малефакс»! Разожги камин! И напомни, куда я спрятала бутылку рома. И еще сливки. Нам понадобится много сливок. Вот что, сообщи гомункулу из бакалеи, чтоб приготовил два фунта копченой семги, маслины, головку камамбера… Черт возьми, ты что, спишь? Не приведи Роза ты стащил у кого-то из местных остолопов очередной логический парадокс, я использую твою банку для рассады!
Ее опасения не сбылись — наполненный магическими чарами, воздух в кабинете посветлел. Но куда медленнее, чем обычно.
— Простите, прелес… госпожа Уайлдбриз, — пробормотал «Малефакс» сдавленно, — Сейчас я сделаю все необходимое. Я…
— С тобой-то что?