Восьмое слово Киндры

Грошек замер. Тривиальная догадка подтолкнула его к мысли, логично увязанной с предыдущей. А если кому-нибудь из жертв нацизма или, скорее, потомку тех, кто сгинул в Лидице, Треблинке или Освенциме, вдруг стало известно о родственных связях Мартина Хайнштайна с бывшим нацистским преступником? Не взыграла ли у кого-нибудь кровь, призывая к отмщению? И пусть с той поры прошло много времени, пусть главари нацистов давно осуждены и казнены по приговору Нюрнбергского трибунала, не расплатился ли Мартин Хайнштайн своей жизнью за чужие преступления полувековой давности? Поверить в это было трудно. Новое поколение не познало всех ужасов войны, вторая мировая для молодых уже в прошлом – исторический факт, не более того. Цивилизация озабочена новыми конфликтами и угрозами миру. Глобализм, сепаратизм, терроризм, наркотики, спид. И все же…

Пеперик! Вот, кто обо всем знал не понаслышке. Когда войска гитлеровской Германии целиком захватили Польшу, и восточный фронт откатился под стены московского Кремля, он был уже подростком. И, вероятно, годы оккупации помнил довольно отчетливо. А значит…

Не делая преждевременных выводов, Грошек отправился в конюшню. Серьезный разговор с паном Болеславом напрашивался сам собой.

Пеперик сидел около ворот на лавке и чинил конскую сбрую. Морщинистое лицо мужчины не выражало ничего, кроме концентрации мысли – как из двух старых уздечек соорудить одну новую. Этот вопрос занимал все внимание пана Болеслава, так что он даже не заметил, как к нему подошел постоялец пансионата.

– Вы что-нибудь слышали о Треубурге? – осведомился Грошек, присаживаясь рядом.

Пеперик вздрогнул, на секунду задумался, после чего, не выпуская из рук пассатижей, ответил:

– Треубург?.. А вам это для чего?

– Хорошо, – спокойно продолжил детектив, – а во время войны где вы проживали? В Станичках?

– В Станичках, – подтвердил пожилой мужчина.

– А вам ничего не говорит фамилия Каллер?.. Генрих Каллер?

– Не знаю такого.

– А Мартин у вас о нем не спрашивал?

Пеперик отложил пассатижи в сторону и уставился на собеседника.

– К чему вы клоните, Грошек? Какой еще Каллер? У меня с Хайнштайном разговоры были только о лошадях!

Глаза пана Болеслава излучали досаду и раздражение. Анджей тут же сбавил обороты.

– Так как все-таки насчет Треубурга? Вы там бывали во время войны?

– Я в Олецко только в конце сорок пятого попал… Город был сильно разрушен. Мы там с матерью были недолго – она работу искала. Вернулись в Станички…

– А здесь в Станичках при оккупации что было? Какая-нибудь немецкая часть стояла?

– Нет. Крупных немецких частей здесь не было. Был взвод охраны железнодорожного тоннеля, что за виадуком… Да еще на месте этого особняка немцы оборудовали что-то вроде пансионата для господ офицеров. Второй этаж заново отстроили, электричество провели. Мы, мальчишки, сюда не совались – здесь тоже охрана была.

– Пансионат для немецких офицеров? – переспросил Грошек.

– Ну, да. Наверное, легкораненым офицерам с передовой поощрение, что ли… Летом мы с дружком на дальний конец озера рыбачить ходили, так видели, как они тут у берега купаются да галдят по-своему. Патефон у них часто играл…

– Там из местных кто-нибудь работал прислугой?

– Нет, никого к особняку не подпускали. Один раз как-то дружку моему конфету кинули и сразу же приказали проваливать…

– Странно!

– Что странно?

– А то, что для грязной работы – постирать, например, двор вымести, печь растопить – не привлекали местных жителей. Неужели все сами делали?

– При пансионате нижние чины были. Наверное, они убирались…

«Затребовать в архивах информацию?» – подумал Грошек, на время умолкая. – «Вдруг где-нибудь всплывет фамилия Генриха Каллера! Только что он мог делать в пансионате? Лечиться? Или лечить солдат Вермахта?..».

Как бы то ни было, Мартин Хайнштайн имел при себе карту окрестностей Треубурга, куда полвека назад прибыл с какой-то миссией его дед, сотрудник лаборатории доктора Эффельхорта. И, если внук оказался в Станичках, то вряд ли случайно, ведь он пытался проникнуть в подвал особняка и далее в подземный ход! Значит, он что-то знал! И это что-то, несомненно, было как-то связано не с вымышленными сокровищами пана Жуевского, а с тем, что здесь находилось во время войны. По словам Пеперика, в особняке располагался пансионат для легкораненых господ офицеров, хотя охранялся он и содержался как настоящий военный объект. Может быть, под вывеской лазарета скрывалась какая-нибудь диверсионная школа или база разведцентра для ведения радиоигры с противником? Так что из этого?

– А когда здесь оборудовали пансионат вы точно не знаете? – поинтересовался Грошек, прерывая затянувшееся молчание.

– Кажется, в начале сорок второго года, – припоминая, ответил пан Болеслав. – Когда немец под Москвой застрял… Тут поблизости еще лагерь для военнопленных собирались строить. Материалу навезли всякого, вышки поставили, колючую проволоку протянули. Один состав с восточного фронта пригнали, выгрузили пленных и работать заставили. Только через полгода всех угнали куда-то, а строительство прекратили. Даже вышки снесли…