Читаем Воспоминания минувших дней полностью

— Когда он выступал, он всегда внимательно смотрел на нас. Мы смеялись, и он понимал, что теперь мы пойдем за ним. Но сам он никогда не улыбался и говорил только о деле. Он не предлагал нам выйти из КПП, говоря, что, хотя старый Джон Льюис понемногу отходит от дел, а молодые Рейтеры в Детройте еще неопытны, союз с ними все равно для нас полезен. «Но они ничего не будут делать за вас, — говорил он, — даже если они, что весьма вероятно, объединятся с АФТ. Я понимаю, вам не хочется платить взносы всем. Вы и так уже достаточно платите. Я хочу только предложить вам присоединиться к Конфедерации. Что такое конфедерация, вы знаете. Конфедерацию образуют люди, собирающиеся вместе, чтобы защищать свои права. Наши деды не побоялись образовать Конфедерацию для борьбы против Союза. Мы создали нашу Объединенную Конфедерацию Трудящихся, чтобы помочь всем профсоюзам сохранить независимость и добиться успеха в борьбе. Мы вас не оставим. Если вам нужны консультации, помощь в планировании или организации, мы готовы протянуть вам руку. Фирмы и компании, когда им нужна помощь, приглашают специалистов, мы идем к вам сами. Платить вам ничего не придется, кроме тех случаев, когда мы будем что-нибудь делать для вас. Но когда мы закончим дело, вы можете прекратить плату».

Джеб снова отпил лимонада.

— Когда он говорил, мы не понимали его, но это было не так уж важно. В душе мы были с ним.

Я мысленно улыбнулся. Эту речь я слышал столько раз, что знал ее почти наизусть. В устах отца она выглядела как призыв к созданию Конфедерации и возобновлению борьбы южан за свои права. Объединение было лишь первым шагом, после чего должна была начаться обширная программа действий. По-моему, профсоюзы даже сами не понимали, как им была нужна помощь ОКТ. Если их руководители говорили о какой-то одной проблеме, отец вступал с ними в спор и доказывал, что трудностей было значительно больше. При этом ОКТ была единственной организацией, способной оказать помощь профсоюзам, так как и АФТ, и КПП в значительной мере опирались на нее.

— И что же было дальше? — спросил я.

— В конце лета мы долго спорили, стоит ли начинать забастовку. Мы хотели бастовать, но люди из ОКТ говорили, что ожидается великолепный урожай и впервые за три года можно что-то заработать. Если бы мы упустили этот случай, нам пришлось бы потратить целых шесть лет, чтобы наверстать упущенное. А на следующей год, когда урожай выдался плохим, и большинство наших людей все равно не работало, мы начал и забастовку и добились успеха. Через две недели фермеры сдались: если бы мы не работали еще несколько дней, они бы полностью разорились.

— И в вашем профсоюзе постоянно сидел кто-нибудь из Конфедерации.

Джеб озадаченно посмотрел на меня.

— Откуда ты знаешь?

— Я знаю отца. Он так всегда делал.

— Он был великим человеком, — уважительно произнес Джеб.

— Вы думаете так даже сейчас, когда живете и хозяйствуете сами по себе?

— Не понимаю, — Джеб был поражен моим вопросом.

— Когда мы шли к вашему дому, я заметил кукурузное поле.

— Это-то? Бросьте, всего три акра. Работать там пара пустяков.

— А если люди из профсоюза скажут, что вам нужна здесь пара работников?

— Они сюда не придут. В эти края редко кто заходит, а даже если кто-нибудь навестит нас, то долго не задержится. Впрочем, я никого не жду. Никто просто не знает, что я здесь живу. Здесь ничего не растет.

Я вспомнил, как отец рассказывал, что до работы на шахте помогал своим родителям пахать и сеять. «Здесь же могила деда!», — пронеслось у меня в голове.

Джеб побледнел.

— Ты что-то сказал? — тревожно спросил он.

— Здесь могила моего деда. Вы знаете ее?

Поколебавшись, кивнул.

Мне показалось, я начал что-то понимать. Эти три акра земли были сокровищем.

— Я хочу посмотреть на нее, — сказал я.

— Сейчас? — спросил Джеб.

— Да.

Не говоря ни слова, он встал и, взяв ружье, направился к двери. Я двинулся за ним.

— Нет! — раздался позади нас голос Бетти. — Не делай этого, Джеб Стюарт!

Я посмотрел на Джеба, потом на Бетти.

— Не волнуйтесь, мэм, мы не сделаем ничего плохого.

Джеб кивнул и вышел во двор. Я обернулся к Энн.

— Жди меня здесь, пока я не приду.

— Пойду приготовлю ужин, — сказала Бетти.

— Спасибо.

Джеб шел молча, не оглядываясь, и обратил на меня внимание, лишь когда мы остановились возле небольшого креста, стоявшего на склоне холма.

— Здесь, — сказал он.

Я посмотрел на крест. Он был таким старым, что походил на остатки погибшего дерева.

— Да, — ответил я.

— Как ты догадался?

— Ты сам сказал.

— Не понимаю.

— Неважно.

Джеб пошел куда-то в сторону. Я двинулся за ним, раздвигая кусты и ветки деревьев. Через несколько минут мы остановились перед небольшой землянкой, покрытой бревнами. В землянке, судя по всему, готовили пиво. Прямо передо мной стоял большой паровой котел, рядом поблескивали медные, не тронутые временем трубки. В стороне я увидел дистиллятор, возле которого выстроились большие деревянные бочки, а напротив него были аккуратно сложены дрова.

Перейти на страницу:

Все книги серии New Hollywood

Похожие книги

Искупление
Искупление

Фридрих Горенштейн – писатель и киносценарист («Солярис», «Раба любви»), чье творчество без преувеличения можно назвать одним из вершинных явлений в прозе ХХ века, – оказался явно недооцененным мастером русской прозы. Он эмигрировал в 1980 году из СССР, будучи автором одной-единственной публикации – рассказа «Дом с башенкой». Горенштейн давал читать свои произведения узкому кругу друзей, среди которых были Андрей Тарковский, Андрей Кончаловский, Юрий Трифонов, Василий Аксенов, Фазиль Искандер, Лазарь Лазарев, Борис Хазанов и Бенедикт Сарнов. Все они были убеждены в гениальности Горенштейна, о чем писал, в частности, Андрей Тарковский в своем дневнике.Главный интерес Горенштейна – судьба России, русская ментальность, истоки возникновения Российской империи. На этом эпическом фоне важной для писателя была и судьба российского еврейства – «тема России и еврейства в аспекте их взаимного и трагически неосуществимого, в условиях тоталитарного общества, тяготения» (И. В. Кондаков).Взгляд Горенштейна на природу человека во многом определила его внутренняя полемика с Достоевским. Как отметил писатель однажды в интервью, «в основе человека, несмотря на Божий замысел, лежит сатанинство, дьявольство, и поэтому нужно прикладывать такие большие усилия, чтобы удерживать человека от зла».Чтение прозы Горенштейна также требует усилий – в ней много наболевшего и подчас трагического, близкого «проклятым вопросам» Достоевского. Но этот труд вознаграждается ощущением ни с чем не сравнимым – прикосновением к творчеству Горенштейна как к подлинной сущности бытия...

Фридрих Горенштейн , Фридрих Наумович Горенштейн

Проза / Классическая проза ХX века / Современная проза