Воспоминания одной звезды

Больше всего мадемуазель Ванде импонировала необходимость держать наши планы в полной тайне от соседки по квартире — учительницы музыки. Ведь ту страшно возмутило само появление Ванды в моей жизни, поскольку прежде я поверяла свои тайны именно ей. Ванда ничуть не облегчила ситуацию: недоброжелательно отозвавшись о талантах соседки, она еще и села за фортепиано, желая доказать, насколько лучше исполняет музыкальные произведения… Надо ли удивляться, что та, бедняжка, принялась шпионить за нами, докладывая моей матери о том, чем мы занимаемся и как. В общем, от отчаяния она решила дискредитировать Ванду, свою новоявленную соперницу. Зато благодаря всему этому мои познания во французском языке очень быстро улучшились, поскольку мы с Вандой решили обсуждать любые наши планы на языке, которого не знала доносчица.

Однажды после полудня Ванда ворвалась в мою комнату, сияя от восторга, который с трудом сдерживала. Закрыв дверь, она прижала палец к губам в знак того, чтобы я молчала, а затем поставила на граммофоне пластинку с концертом Чайковского для фортепиано с оркестром и включила его на максимальную громкость. После чего она громко крикнула, перекрывая оркестр, лишь бы ее услышала соседка:

— Это специально для непрофессионалов, которым полезно услышать, как на самом деле должна звучать музыка…

Похихикав, она понизила голос до заговорщицкого шепота:

— Вот, смотри, что я нашла, это для тебя.

Она сунула мне несколько бумажных листков, а сама еще раз крикнула в сторону двери:

— Это «ре-диез», а не «до»[34], как настаивают некоторые недоучки, полагая, что только так и нужно играть этот концерт…

— Дома сейчас никого нет, кроме нас двоих, — вздохнула я.

Как же Ванда была обескуражена, что не требовалось никакой конспирации, я даже не смогла сдержать улыбки… Указывая на листок с заявлением о приеме в театральную академию, я печально сказала:

— Ничего не получится. Прямо с первого вопроса не получится…

Она подхватила листок:

— Ну-ка, посмотрим. Ты о чем? Первый вопрос — это же имя…

— Вот именно! Во главе академии — Казимир де Гулевич. Это заявление может попасться ему на глаза. Как вы думаете, сколько девиц по фамилии Халупец желают туда поступить?

— Хорошо, тогда придумай другое имя, — отвечала Ванда вполне резонно.

— Другое?! — удивилась я, но сама тут же решила: — А почему бы и нет?! Хорошо, пусть будет другое!

В самом деле, ведь эта Халупец была балериной, танцовщицей, но ее карьера прервалась навсегда. Актрисе же требовалось иное имя. Совершенно резонно!

«Над грудой обломков, над всеми муками жизни…» — эти слова вдруг мгновенно возникли в моем сознании, и я даже подскочила с радостным воплем:

— Негри! Вот оно, ура! Негри!

Ванда, взглянув на меня с сомнением, возразила:

— Но это же не польское имя…

Тут я рассмеялась:

— А что, Бернар — это французское имя? А Рашель? Та же Дузе[35], она разве чистая итальянка? Нет, все, решено: я — Пола Негри!

Я сцепила руки перед собой и принялась кружиться по комнате, повторяя это имя все громче и громче.

Так начался наш эксперимент по созданию образа, чтобы появилась возможность получить вызов для показа моей программы в академии. Впрочем, пока мы заполняли заявление о приеме, я уже поняла, сколь полезным оказалось вдруг проявившееся у мадемуазель Ванды умение лгать… Даже если я ставила под сомнение какое-нибудь из ее экстравагантных утверждений, она, изогнув свою бровь, лишь бросала мне: «А ты, по-моему, не слишком-то рвешься к ним на прослушивание. Боишься, что не примут…»

Соседка вернулась домой в самый разгар наших трудов, так что граммофон снова пришлось включить на полную громкость.