Воспоминания одной звезды

Мне предстояло сыграть роль Хедвиг в четвертом акте ибсеновской «Дикой утки». Более удачный выбор трудно было придумать: этой героине четырнадцать лет — вот кого я понимала целиком и полностью. Притом мы с нею были во многом схожи: ее семья (как и моя) неожиданно обеднела, поэтому она оказалась лишенной того, что можно было бы назвать нормальным детством. И она, и я больше всего времени проводили в кругу взрослых, обе заболели: она начала слепнуть, а у меня проявился туберкулез. Обе были натурами замкнутыми, отличались чрезмерной чувствительностью, склонностью к поэтической игре воображения, а еще мы обладали сильно развитым чувством ответственности в отношении своих родителей. Столь сильное отождествление с образом героини пьесы могло стать потенциально опасным для меня как актрисы. Могло возникнуть самовлюбленное копание в собственных проблемах, началось бы манерное, вычурное проявление чувств, характерных уже не столько для Хедвиг, сколько для меня самой… Сопротивляться этому искушению было очень трудно, и я порой приходила в отчаяние, не понимая, как лучше создать законченный образ. Приходилось постоянно отслеживать, какие качества и реакции имели отношение к Хедвиг, а какие — к Поле Негри: требовалось избавляться от всего, что исходило от Полы.

Репетиции проходили в кошмарной атмосфере. Найти верный путь к созданию этой роли оказалось настолько серьезным испытанием для меня, а возникавший образ получался столь плоским, бесцветным, что режиссер то и дело кричал мне: «Пола, да как же так можно?» Мне нечего было ответить на этот вопрос. Я не могла выразить это словами, четко сформулировать, но понимала, что во мне уже созрело все, что я хотела бы найти. Оставалось немногое — найти это… Увы, ни режиссер, ни остальные актеры не могли мне ничем помочь. Они все прошли обучение в театральной академии и теперь хотели получить работу в театральной труппе, представив на суд выпускной комиссии свое умение владеть теми приемами, той актерской техникой, которой обучились во время занятий. Я, разумеется, тоже хотела — притом отчаянно! — получить работу в театре, однако для этого требовалось показать на сцене ту Хедвиг, какой она могла бы быть в жизни…

Я нередко приходила домой в состоянии, настолько близком к истерике, что у нас с мамой возникали скандалы.

— Ну зачем так измываться над собой? — кричала она мне. — Это все не стоит того! Брось ты свою затею! Для чего так убиваться?

— Ничуть не убиваться, мама! — отвечала я с неменьшим накалом. — Наоборот — жить! Это ведь моя жизнь! Вся моя жизнь! В конце концов, после всех треволнений, мук творчества и борений наступил день показа спектакля. Небольшой театральный зал академии медленно заполнился, пришли наши преподаватели, почетные гости. Появился и Гулевич, хотя, так сказать, для галочки… Он был крайне озабочен тем, что в результате получится на сцене, поскольку, с одной стороны, на его вопросы о моих успехах звучали жалобы режиссера, а с другой — ему были известно и про мои крайне эмоциональные выходки дома…

Пока шло действие, предварявшее мой выход на сцену, я сидела в артистической уборной, которую делила с еще двумя выпускницами. Одна из них уже знала, что ее берут на постоянную работу в качестве инженю в хорошую, известную театральную труппу в провинции, поэтому невероятно важничала, особенно перед другой девушкой, а та разнервничалась до такой степени, что могла лишь стонать, держась за живот:

— Я же ни слова не помню, ни одной реплики… Я провалюсь… И никто меня не возьмет, вообще ни в какую труппу…

— Похоже на то, — кивая, соглашалась другая, чье будущее уже было обеспечено. Она сидела и бесстрастно полировала ногти. Это конечно же дало ожидаемый результат: сильно взволнованная актриса пришла в полный ужас, продолжая стенать:

— Ни единого слова из роли не помню…

И выскочила из артистической, поскольку ее начало по-настоящему тошнить, а ее высокомерная коллега крикнула ей вслед:

— Поздновато ты взялась искать замену…

После чего повернулась в мою сторону, хитренько и злобно улыбаясь:

— Ну, а что тут у нас?..

Я мигом перебила ее, не давая сказать ни слова:

— Ну-ка прекрати, не лезь ко мне. Для таких, как ты, есть определенные слова, но я еще слишком молода, чтобы их знать…