Я решил просить разрешения на выпуск трех миллионов, имея в виду, что, кроме обеспечения 1600 000 долга и текущего счета, нам потребуется еще около миллиона на постройку нового здания Думы и на предварительные работы по водоснабжжению. «Просите уже зараз побольше», – говорил мне Бунге. «Я, напротив, желаю просить как можно меньше, – отвечал я, – ибо всякие лишние деньги открывают только простор для новых трат». «В первый раз я встречаю администратора, который так смотрит на вещи», – заметил он. «А я считаю это первым основанием путного хозяйства», – отвечал я. Дума приняла мое предложение, однако не без колебаний. Это был первый облигационный заем, заключенный городом, и многие смотрели на него с опасением: боялись затянуться. Другие, напротив, видели в этом первый шаг к правильному развитию городского благоустройства, с отнесением на займы экстраординарных расходов. «Поздравляю вас, – сказал мне Алексеев после заседания, – вы сделали крупное дело». Реализация займа на предложенных мною условиях последовала уже после моего выхода в отставку; но главная цель, для которой он заключался, оказалась излишнею: еще при мне министр финансов нашел возможным рассрочить уплату долга в 1600000 рублей.
Однако займом нельзя было ограничиться; надобно было искать новых источников дохода. Все существующие источники были исчерпаны. Свободным ресурсом оставался только десятый процент с домовладельцев, которые и без того кряхтели под тяжестью городского налога. В сущности Москва, несмотря на то, что с проведением железных дорог она сделалась главным промышленным и торговым центром России, несмотря на несколько находившихся в ней миллионных состояний, была бедный город, как и вся Русская земля. Я как-то сообщил это замечание Митрофану Павловичу Щепкину, который в этом вопросе был первым знатоком. «Вы совершенно правы, – отвечал он, – даже эти миллионеры большею частью лопнут, как скоро Кнооп закроет им кредит. Все наши капиталы, в сравнении с иностранными, не более как капля в море».