В контексте живой традиции касты представляли собой естественную «точку» земного схождения аналогичных воль и призваний. Регулярная и закрытая наследственная передача создавала однородную группу, разделявшую органические, жизненные и даже психические склонности, принимая во внимание регулярное развитие отдельными индивидами вышеупомянутых дородовых склонностей или предрасположенностей на уровне человеческого существования. Индивид не «получал» от касты свою природу —скорее каста давала ему возможность
Когда чувство личности не сосредоточено на эфемерном принципе человеческой индивидуальности, которой суждено не оставить после себя ничего, кроме «тени», все это кажется весьма естественным и очевидным. Верно, что за время жизни можно «достичь» многого, но с высшей точки зрения эти «достижения» абсолютно ничего не значат (ибо прогрессивное увядание организма в итоге толкнет его в небытие), если они не реализуют предсуществовавшую волю, являющейся причиной данного рождения. Такую дородовую волю нельзя так просто изменить преходящим и произвольным решением, принятым в данный момент земного путешествия. Как только это понято, необходимость каст становится очевидной.
Единственное «Я», которое современный человек знает и хочет признавать —это эмпирическое «Я», начинающееся при рождении и более или менее исчезающее после смерти. Все им сводится к чисто человеческому, индивидуальному, так как в нем исчезли все предшествующие воспоминания. Таким образом, мы являемся свидетелями исчезновения как возможности контакта с силами, следствием которых и было само рождение, так и возможности воссоединиться с тем нечеловеческим элементом в человеке, который, существуя до рождения, находится по ту сторону смерти. Этот элемент составляет «место» всего того, что может окончательно быть реализовано после смерти и является принципом несравнимого чувства безопасности. Как только ритм становится нарушен, а контакт утерян, великие расстояния мешают человеческому глазу; все пути кажутся открытыми, и всякая область насыщена беспорядочной, неорганической деятельностью, у которой отсутствует глубокая основа и смысл, и над которой господствует преходящая и партикуляристская мотивация и эмоции, дешевые интересы и суета. «Культура» больше не является тем окружением, в котором возможно актуализировать существование через подлинную приверженность и верность; она скорее является местом «самоактуализации». И так как основанием этой самоактуализации стали зыбучие пески этого небытия без имени и традиции, то есть эмпирический человеческий субъект, в современном обществе в качестве принципа продвигается и энергично пропагандируется требование равенства и права быть тем, кем хочется. Никакое иное различие не признается более правильным и истинным, нежели «достигнутое» при помощи собственных усилий и «заслуг» в соответствии с различными поверхностными интеллектуальными, моральными или общественными убеждениями, типичными для последнего времени. Таким же образом кажется естественным, что единственное, что осталось—это пределы наиболее жесткой физической наследственности, ставшие непонятными знаками, которые в каждом случае терпят или которыми наслаждаются как капризом судьбы. С другой стороны, личность и наследственность, призвание и общественная функция все менее и менее согласуются между собой, что доводит до реального, трагического, внутреннего и внешнего конфликта. С точки зрения закона и этики это также привело к качественному краху, к относительному уравниванию, к равным правам и обязанностям и к одинаковой общественной морали, претендующей на господство над всеми, не обращая внимания на отдельных людей и различные титулы. «Преодоление» каст и традиционного общественно-политического порядка не имеет иного смысла. Индивид достиг полной «свободы»: его более не сковывают никакие «цепи», а его опьянение и иллюзии неугомонной марионетки не имеют пределов.