Пусть они пишут многоэтажность,Перекрестки больших дорог,А я пишу Нью-Йорк экипажей,Нью-Йорк воздушных шаров.Вот он шагает крупным шагом,Так, как шагают короли,Зеленый Нью-Йорк конских каштанов,Статуй в тонкой пыли.В разрезе прищуренного глазаСветотень хороша и легка,Флагами веющая ПлазаВозле каменного виска.Голубя серенькое сальто,Наскучив верхом, падает вниз,А я пишу овес на асфальтеИ солнце пролеточных спиц.А я пишу золотистый день,Когда листва палитры пестрее,Да светлые капли летних дождейНа стеклах фриковской галереи.
Весна
Весна,собвейный ветер и ездок,Скольженье лифтов, лестничные спускиИ на губах – хрустальный холодокМузея Современного Искусства.Вот так бы оскульптурить и заснять,Заставить жить в стекле четверостишьяСережками облепленный асфальтИ голубей, срывающихся с крыши.Пусть теплое дыханье эстакадПроносится над зеленью эскизной,Пусть сквозь листву заглядывает в садСеребряный висок сюрреализма.
Сирень
Лиловый шторм, лиловый дождь сирениОбваливался в глиняный кувшин.Сирень стояла в кувшине по пояс,И было так: шли облака, и поездБежал по рельсам. Паровозный дымКазался сизым облаком тугим.Он бился вдоль полотен, и вершилСвое движенье май неукротимый,Железный май сиреневой плотиной,Казалось, на заборы нависал.Провинция? Поездка? Курск? Вокзал?Сиреневая гроздь неустрашима,Она плывет, наполнив города,Скуластым бликом на лице кувшина,Она цветет, бессмертием горда.Сирень нова. Цветет без повторений,Цепляется за нити проводов,И снова так: весна, аврал сирени,Овраг сирени в кувшине с водой.И в комнатах, как май, неукротима,Цветет навек, цветет врагам на страх,Смотри: она полнеба охватилаУ памяти на солнечных холстах.Что этой дикой горечи острее?