Восставшие из небытия. Антология писателей Ди-Пи и второй эмиграции.

В 1947 году в Мюнхене уже под взятым псевдонимом вышла маленькая книга стихов «По дороге оттуда», а в 1948-м – другая, тоненькая брошюра «Ты, мое столетие» – название, определяющее во многом содержание всего творчества поэта. Книги были замечены И. Буниным, приславшим начинающему стихотворцу письмо, где называл его «талантливым, смелым и находчивым» поэтом.

В 1950 году Елагин и Анстей вместе с большинством других «ди-пи» прибыли в США. Там он мыл пол в ресторане, работал в стекольной мастерской, пока не поступил в штат нью-йоркской газеты «Новое русское слово». Параллельно учился в Колумбийском университете. За огромный и труднейший перевод поэмы Стефана Винсента Бенэ «Тело Джона Брауна» Нью-Йоркским университетом ему была присвоена докторская степень. Последние годы жизни поэт преподавал в колледже Миддлбери и в Питсбургском университете. В Америке он создал новую семью с Ириной Даннгейзер.

Его стихи выходили как в ведущих журналах русской эмиграции, так и отдельными книгами. Девизом поэта было строки его стихотворения «Меня не отделишь / От времени», заканчивавшегося словами: «Меня не отторгнешь / От времени. С мясом не вырвешь!»

Наряду с уже названной темой отца постоянной в раннем творчестве поэта была война. Поэт не ограничивается изображением зловещих картин разрушений, горестных утрат, а осмысливает войну как трагедию России и всего израненного мира XX столетия. В стихотворениях «Уже последний пехотинец пал…», «Осада» и др. поэт придает обыкновенным приметам войны драматические черты.

Жизнь в Америке не изменила трагического мировосприятия Елагина. Поэт вновь отказывается принять окружающее. В его стихах «Дождь бежал по улице на цыпочках…», «В Гринвич Вилидж», «Послушай, я все скажу без утайки…», «Небоскребы упрятались в марево…» развивается, как характеризовал ее сам поэт, «тема ужаса перед машинной цивилизацией». При этом Елагин охотно пользуется сюрреалистическими образами, помогающими передать ему абсурдность мира, ужас бытия:

И углы, и бетонные плиты!Тень! С тобой из орбиты мы выбиты,Тень! В чужую орбиту мы вбиты.(Небоскребы упрятались в марево…)

Я сначала зашел в гардероб,Перед тем как направиться в зал,Сдал на время мой крест и мой гроб,И мой плащ, и кашне мое сдал.

(Я сначала зашел в гардероб…)

В одном из стихотворений поэт сравнивает себя с винтиком дьявольской машины, которая тащит его в бездну, где уже нет нормальных человеческих чувств, нет ничего: «Они мне сердце хотят из пластмассы / Вставить и вынуть сердце мое».

Обобщенным образом этого мира цивилизации стало само название книги – «Дракон на крыше».

Тема «расщепленности», выпадания из времени, сознания принадлежности не только к окружающему сейчас миру звучит все более мощно: «Я просыпаюсь / И рассыпаюсь».

Однако, если бы поэт писал только об ужасах, пережитых им и его поколением, если бы он только был певцом отчаяния и тоски, он никогда не стал бы тем, кем он был.

В любых, порой самых страшных строчках Елагина всегда есть нечто большее – сила, дающая возможность жить дальше и увидеть по-иному даже самое знакомое и известное. Картины «хаоса Божьего экспромта» Елагин перемежал поэтическими рассказами о силе жизни. Этому способствовал и энергичный ритм стиха, и просторечие неунывающего лирического героя. Таково стихотворение «Вот она – эпоха краха…» Поэт называет эпоху и пряхой, и свахой, и шлюхой, и запивохой, и эпохой смеха. «И вот с этой-то эпохой / Я по свету трюхаю».

Елагин, как никто другой, мог увидеть красоту мира и бытия, набросать в стихотворении пейзаж улицы, леса, дня, эпохи. «У Елагина необычайная красочность палитры, яркие мазки, сразу напоминающие французских импрессионистов недаром раскрашенный ветер дует у него “гогенисто” и “сезанисто”», – писала поэтессе Татьяна Фесенко.

В стихах поэта луна то «небесный подкидыш», то «по капле стекает с весел», то «зеленым ножом перерезает крышу», лужицы дождя сравниваются с цинковыми мисками, а сам дождь «бежит по улице на цыпочках».

Уже в первых своих стихах поэт чувствовал себя демиургом, свободно управлявшим луной, землей, звездами, закатом («Я золотой закат переплавляю в слитки»), союзником неуправляемого ветра, «красочного, кочевого, сказочного». Это чувство усилилось в позднем творчестве поэта. Сборник «В зале Вселенной» открывается стихотворением «На площадях танцуют и казнят», где поэт приглашает читателя в «театр своей души», где он и «распорядитель», и зритель.

Елагин отчетливо понимает, что поэту не дано преодолеть смерть «Мы – тоненькая пленочка живых / Над темным неизбывным морем мертвых… / А мертвых – большинство, и к большинству / Необходимо присоединиться». Тем не менее в поздних стихах поэта все чаще присутствует стремление преодолеть бренность бытия.