Я послал копию статьи Хорсту Вехтеру, который просил меня делиться любыми материалами о деятельности его отца в Польше. Получив статью, он первым делом указал на ошибки. Автор, вслед за поляками, считал всех заместителей Франка преступниками «без разбора», сокрушался Хорст. Он пригласил меня вернуться в Хагенберг, на этот раз без Никласа, и привезти с собой фотографа. Мы обсудили события в Лемберге в августе 1942 года. Одно свидетельство принадлежало охотнику на нацистских преступников Симону Визенталю, видевшему Вехтера в лембергском гетто в первой половине 1942 года и утверждавшему, что губернатор «лично распоряжался» акцией, в ходе которой Симон был разлучен с матерью (мать была отправлена в лагерь смерти 15 августа 1942 года){450}
. Хорст отнесся к показаниям Визенталя скептически: дескать, его отца даже не было в Лемберге в тот день. Позднее я обнаружил фотографию Вехтера с Франком в Вавельском замке, снятую 16 августа, на следующий день после того, как Визенталь, по его словам, видел Вехтера в Лембергском гетто{451}.Отголоски тех событий всё еще слышались – много лет спустя и далеко от Лемберга. Я рассказал Хорсту о приговоре, вынесенном американским федеральным судом в марте 2007 года: жителя Мичигана Джона Калимона лишили американского гражданства. Судья установил, что Калимон служил в украинской полиции и участвовал в «Большой акции» (
Франк (впереди) и Вехтер (четвертый слева). Вавельский замок, Краков. 16 августа 1942
Первый документ: запись о встрече, прошедшей в Лемберге в январе 1942 года как раз перед приездом Вехтера. Запись озаглавлена «Депортация евреев из Лемберга»{454}
. Речь шла о путешествии в один конец – в Белжец, в газовые камеры. «По возможности следует избегать термина “переселение”», – рекомендовал документ, чувствительный к оттенкам языка и истины. Вехтер не мог не знать о судьбе этих евреев.Второй документ – приказ, подписанный в марте 1942 года Вехтером: запрет принимать на работу евреев по всей Галиции{455}
. Приказ был опубликован за два дня до первой операции в гетто (15 марта) и вступил в силу на следующий день после отправки евреев в Белжец (1 апреля). Этим распоряжением большинство работающих евреев лишались последней связи с внешним, нееврейским миром. Лемкин рассматривал эту меру как неизбежный шаг перед геноцидом.И если первые два документа навлекали на Вехтера серьезные подозрения, то третий был убийственен{456}
. Это был короткий отчет Генриха Гиммлера Вильгельму Штуккарту, рейхсминистру внутренних дел. Датированный 25 августа отчет был направлен в Берлин, когда «Большая акция» уже шла полным ходом. «Я только что побывал в Лемберге, – писал Гиммлер Штуккарту, – и имел откровенный разговор с губернатором, бригадефюрером СС доктором Вехтером. Я прямо спросил его, хочет ли он вернуться в Вену, потому что я считал неправильным оставить этот вопрос незаданным, пока я там. Вехтер не хочет возвращаться в Вену».Откровенный разговор, предложение уехать, сменить карьеру, выбраться. Вехтер отказался от этого предложения и сам предпочел остаться, не желая портить продвижение по службе. Он сделал этот выбор, прекрасно зная о
Гиммлер же свое письмо заканчивает размышлением: «Остается посмотреть, как Вехтер будет вести себя в качестве губернатора Галиции после нашего разговора».
Очевидно, поведение губернатора вполне удовлетворило Гиммлера, и Вехтер оставался на этой должности в Лемберге еще два года. Он сыграл свою роль в
Письмо Гиммлера не оставляло сомнений. Когда я предъявил его Хорсту, он уставился на бумажный лист, и лицо его окаменело. Что бы он спросил сейчас у отца, если бы имел такую возможность?
– Не знаю, – пробормотал Хорст. – Это так все нелегко. Наверное, я бы ни о чем не стал его спрашивать.
Повисло молчание. Хорст прервал его очередным оправданием: отец не справился с ситуацией, с огромных масштабов катастрофой, которую не в его силах было предотвратить. На него обрушились срочные приказы. Нет, сказал я, не все тут было неизбежным: он мог не подписывать эти распоряжения, он мог вовсе не брать на себя надзор за «Акцией». Он мог уволиться.