Солнышко пригревало, и Руфь на какое-то время забылась, наблюдая за ярко-белыми парусами детских суденышек на искрящейся воде. Она не заметила, как Чарльз поднялся со скамьи, чтобы помочь молодой няньке, коляска которой застряла на одной из гравиевых дорожек. Чарльз помог девушке выкатить коляску на широкую, мощеную аллею, а потом разговорился с нею, поминутно оглядывая ее полную фигуру в плотно облегающем плаще.
Руфь уже начинала было задремывать, когда ее вдруг разбудили крики мальчишек. Дэвид по-прежнему был занят своим корабликом, а другие дети составляли ему компанию, и Руфь стала оглядываться в поисках Чарльза. Он стоял невдалеке и продолжал беседовать с нянькой. Она заметила его жадные и откровенные взгляды, и внезапно долгие месяцы скрытого негодования и подавленной обиды разом вспомнились ей. Она просто не в состоянии более выносить Чарльза с его бесконечными интрижками и донжуанством.
Резко поднявшись, она подошла к Дэвиду и сказала, что они возвращаются домой. И хотя мальчик не мог взять в толк, что же он сделал не так, но, увидев, как его мать сильно расстроена, молча повиновался, забрал свой корабль и побежал вслед за ней по аллее к выходу.
— А как же папа? — спросил он на бегу, едва поспевая за ней.
— Твой отец сам решит, что делать, — обронила она.
Они поспешно удалялись от скамьи. Слезы, казалось, готовы были брызнуть из глаз Руфи, но она твердила себе, что не заплачет. Теперь она приняла окончательное решение — она покидает Чарльза. Она не знала — и даже не задумывалась, — что будет делать дальше, но в точности знала, что не сможет продолжать жить по-прежнему, притворяясь довольной и счастливой, — после того поворота, который в ней только что произошел.
Тем временем Чарльз, распрощавшись с гувернанткой, обнаружил, что Руфь и Дэвид исчезли. Он в недоумении оглядывался по сторонам и наконец заметил их в отдалении. Они уходили из парка. И Чарльз, окликая Руфь, побежал вслед.
Руфь схватила Дэвида за руку и прибавила шагу, отчаянно борясь со слезами.
Чарльз, тяжело дыша, наконец поравнялся с ними.
Руфь не останавливалась. Тогда Чарльз поймал ее за плечо и резко развернул к себе. Слезы текли по ее лицу.
— Руфь, — воскликнул Чарльз, — да что же с тобой?
— Я... я ухожу от тебя, Чарльз. Я видела тебя с той... той женщиной, и я... я просто больше не могу.
Дэвид, который по-прежнему держал Руфь за руку, не понимал, что происходит, и переводил взгляд с отца на мать.
— Руфь, Руфь, — забормотал беспомощно Чарльз. — Что же дурного я сделал? Я помог женщине, я поговорил с женщиной. Что же здесь страшного?
Руфи было нечего ответить ему. Она только чувствовала, что бесконечно несчастна, и не хотела больше знать Чарльза.
Тем временем над их головами собрались большие темные тучи. Разразился проливной дождь. Парковые дорожки превратились в озера.
Чарльз снял плащ и накинул его на головы Руфи и Дэвида.
— Идем, — сказал он, касаясь руки Руфи. — Скорее сядем в экипаж.
Но Руфь отдернула руку.
— Нет! С тобой я больше никуда не пойду!
— Да ведь это смешно, — говорил Чарльз, пытаясь перекричать шум ливня. — Идем в экипаж.
— Нет! — крикнула Руфь и бросилась бежать.
Чарльз рванулся вперед и крепко обхватил ее.
— Ты не уйдешь от меня, ни теперь, ни потом. Я не смогу без тебя жить. — Он держал ее в объятиях. Потоки слез, бегущие по ее щекам, смешивались с дождем. — Я люблю тебя, Руфь, — говорил он, целуя ее лицо и волосы, — я люблю тебя. Неужели ты этого не понимаешь?
Дэвид видел, что родители обнимаются, и внезапно понял, что если прежде и было что-то не так, то теперь все опять пришло в полный порядок. Он подбежал и протиснулся между ними.
— Давайте-ка живо поедем домой, пока нам вовсе худо не пришлось, — распорядился Чарльз и поспешно усадил Руфь и Дэвида в поджидавшую их карету.
Разместившись внутри, они укрылись одеялами, которые были если не сухими, то, по крайней мере, теплыми. Руфь взглянула на мужа и сына. Их волосы промокли насквозь, по лицам ручьями стекала вода. Она провела рукой по собственной вконец размокшей прическе.
— Подумать только, — произнесла она жалобно, — вы только на нас посмотрите!
Чарльз захохотал. Дэвид присоединился к его смеху, а Руфь, переводя взгляд с мужа на сына, не могла понять, плакать ей или смеяться. И когда, вопреки собственным решениям, она все-таки разразилась звонким смехом, они уже не переставали все вместе хохотать до самого дома.
Они немедля разбежались по комнатам, торопясь переодеться. И когда Руфь, одев халат, сидела у камина в гардеробной, в комнату вошел Чарльз, тоже одетый по-домашнему. Подойдя сзади, он обвил руками ее шею.
— Ты страшно перепугала меня в парке, — пробормотал он. — Если ты меня бросишь, не знаю, как мне жить.
Они посмотрели друг на друга, и разделявшая их стена чудесным образом исчезла. Руфь глядела на мужа чистым и открытым взором, и Чарльз отвечал ей тем же. Затем он осторожно заключил ее в объятия.
Она не сделала попытки освободиться.
— Отец сейчас в клубе, а мать вместе с Элизабет и ее гостьей приглашены куда-то в полдень. Дэвид с гувернанткой.
Она кивнула, не отводя глаз: