Восточный роман

Нефритовая безделушка выглядела нефритовой безделушкой, и уже двое ювелиров выдали мне сертификаты о свойствах камня, в которых были очень похожие заключения: китайский ширпотреб, камень поделочный (спасибо, хоть не подделочный), никакими особенными свойствами не обладает, булыжник, в общем, – он и есть булыжник. Выходило так, что новоприобретенные ходячие проблемы-друзья все-таки мне наврали, просто чтобы подвергнуть сомнению мои способности.

Чжаён осторожно вошел в комнату и присел на угол новенького дивана симпатичной рацветки «индиго». Потер рукой глаза, вздохнул:

– Может, в приставку поиграем? Или напьемся? Или сделаем еще что-нибудь глупое? Я чертовски устал.

Я села рядом с ним:

– Если я правильно тебя понимаю…

– Нин, я не то чтобы тебе хотел все портить с Ямато, ты должна в это поверить, потому что у меня все симметрично испортилось с Нари. Уже два дня не созваниваемся. Она сказала правду, я спасал тебе жизнь. Можно, конечно, было крикнуть Ямато, но пока бы он разобрался, рисковать не хотелось, знаешь. Кто бы мог подумать, что эти две сверхъестественные сущности так перекосит после невинного поцелуя.

Я устало пожала плечами в ответ:

– У меня и правда развивался сердечный приступ?

– Да, я видел вонгви, который запустил лапы в твое энергетическое поле. Ты замерзать начала от недостатка энергии. Я поэтому и поцеловал, ты пойми, я не сторонник целовать друзей, потому что обычно это только вредит.

– Чжаён, да я догадывалась, что ты не просто так и не с цепи сорвался. Но понимаешь, раньше я не знала, что ко мне испытывает Ямато. Теперь я тем более в растерянности, потому что он, кажется, заревновал так, что хоть святых выноси. А я не думала даже, что он ко мне хорошо относится.

– С ними тяжело, – сказал Чжаён, – очень. Боятся влюбиться, если не едят людей. Или если едят, но умеренно. Тебе-то еще хорошо, а мне как жить, зная, что эта особа два века питалась прекрасными юношами и что понятие любви вообще очень размыто. Желание, любовь, голод – для них ровным счетом одно и то же. Или не одно и то же. Я даже не уверен уже, чего хочу. Я закрываю глаза и вижу ее. И горы тел вокруг я тоже вижу отчетливо.

– Почему мне-то хорошо? – спросила я, остро понимая, что выпить действительно надо: от описания Чжаёна защемило сердце.

– Мидзуно, к счастью, нет тридцати, и я точно знаю, что он старается обходиться без летальщины.

Я удивилась чудному слову, в очередной раз попробовала постичь, как же работает перевод, в очередной раз потерпела неудачу. Раньше я предполагала, что все строится на общности смысловых пластов, и передается близко, но неточно. А по всему выходило идеальное понимание – и даже с русификацией реалий.

– Выпить – отличная идея, Чжаён. Есть ли у нас что выпить?

– Нет, но время раннее, сейчас сбегаю в магазин.

– Пошли вместе, что я буду сидеть тут, как сыч.

Чжаён кивнул, и я накинула плащ на плечи. Обернулись мы действительно быстро. Мне всю дорогу не давала покоя одна мысль, и по возвращении домой я рискнула облечь ее в слова:

– Вы мне не говорите, кто такой Ямато. Ямато тоже молчит. Но это ладно, бог с ним, глупости. Я другого не понимаю, мой любезный друг.

Чжаён открывал вино, одно из самых дорогих, что были в магазине (а заходили мы в энотеку, вот что значит – жизнь в центре, энотека под боком), но тут остановился и сделал любопытное лицо:

– Набралась ты этих словечек. Слушаю.

– Ну не может же он быть влюблен в меня. У него «Тойота», богатая жизнь и куча моделей перед глазами.

– Почему сразу не может? – кажется, оскорбился Чжаён. – Я бы и сам влюбился, если бы не Нари. Ты очень красивая и незаурядная, Нин.

Я хмыкнула и продолжила разбирать сладости. Что и сказать, комплимент был сногсшибательным.

– Ну и влюбляются не только за это. Айщ, да что я тебе рассказываю, как будто сама не знаешь.

– Я предлагаю вычеркнуть Нари и Ямато из нашей жизни и влюбиться друг в друга, – пошутила я, забираясь с ногами на стилизованную барную стойку, которая находилась посреди нашей столовой.

– Отличная идея. – Чжаён протянул мне бокал. – В конце концов, с нечистью очень трудно, сама знаешь.

Дальнейшее потерялось в веренице тостов. Я совершенно определенно звонила Маринке и получила нагоняй за очередное исчезновение, потом размышляла, кажется, вслух, о том, нормально ли я веду себя по отношению к подруге. Потом уже почему-то Чжаён рассуждал о Маринке и ее симпатии к нему, а я себя чувствовала очень и очень странно. Вроде бы всю жизнь провела похищенным ребенком, а тут вдруг выяснилось, что я принцесса – и вот они мои друзья. В этой дикой компании даже Циньшань казался мне ближе и роднее, чем всякие костики и всякие (почему-то!) маринки. На этой почве я в какой-то момент залилась дурными слезами, а потом настало время целоваться (моя жуткая беда на залитые алкоголем глаза), и я с огромными извинениями сбежала к себе в комнату, где умудрилась что-то послать Ямато в смс, после чего отрубилась без задних ног.