Восток, Запад

Что же касалось реликвии, то ни он, ни его слепая жена никогда не интересовались никакими пророками – и это было единственное, чем их счастливое семейство было схоже со злосчастным семейством Хашима.

* * *

Тем не менее своим четверым сыновьям вор не сказал о предстоявшем деле ни слова. Они, к великому его огорчению, все выросли слишком благочестивыми и не раз, бывало, заговаривали о паломничестве в Мекку. “Чушь! – смеялся отец. – Подумайте хоть о пути, как вы туда дойдете!” Всякий раз, когда у них появлялся на свет очередной ребенок, Шейх Син – в самовластии отцовской любви полагавший, будто ребенок родился для лучшей жизни – при рождении его калечил, и теперь его сыновья просили в городе милостыню, чем прекрасно зарабатывали на жизнь.

Дети у него были вполне в состоянии о себе позаботиться.

Так что Шейх решил их оставить и уйти из долины с женой. Лишь только редкому своему везенью он обязан был тем, что к ним, в его часть города, на задворки, пришла прекрасная, хотя и в синяках, девушка.

* * *

В ту ночь дом на берегу озера замер в ожидании вора, и в углах его комнат повисла тишина, сгустившаяся до состояния почти осязаемости. Наступила ночь, вполне подходящая для грабежа: небо закрылось тучами, и над холодной поверхностью зимнего озера поплыл туман. Ростовщик Хашим быстро уснул – единственный из всей семьи, кто мог в ту ночь спать спокойно. В соседней с ним спальне без сознания, в коме, с внутричерепной гематомой, метался, страдая от боли, Атта под неусыпным присмотром матери, которая распустила в знак скорби длинные, едва тронутые сединой волосы и, не желая смириться с очевидным, меняла сыну компрессы. В третьей спальне, не раздеваясь, в ожидании вора сидела Хума, выставив перед собой шкатулки с драгоценностями, которые были их последней надеждой.

Наконец в саду под ее окном послышалась тихая трель соловья, и Хума неслышно прокралась вниз по лестнице и отворила дверь этой птичке, чье лицо украшал рубец в виде буквы “син” насталического письма.

* * *

Бесшумно следом за Хумой птичка взлетела на второй этаж. В коридоре они разошлись в разные стороны, конспирации ради не посмотрев друг на друга.

Шейх проник в комнату ростовщика с легкостью, неудивительной для профессионала, и понял, что план, полученный им от Хумы, точен до мельчайших подробностей. Хашим спал, разбросав руки и ноги, подушка сбилась на сторону, так что достать из-под нее вожделенный фиал было пустячным делом. Осторожно, медленно, шаг за шагом. Шейх подкрадывался к ростовщику.

Но в эту минуту в спальне за стенкой молодой Атта вдруг резко сел на постели, чем изрядно испугал мать, и неожиданно – возможно, от того, что увеличившаяся гематома давила на мозг, – вдруг завопил пронзительным голосом:

– Вор! Вор! Вор!

Возможно, несчастный его разум на мгновение слился с отцовским, но точно этого никто не знает и никогда не узнает, ибо, выкрикнув трижды “вор”, молодой человек замолчал, упал на подушки и умер.

Мать при виде мертвого сына зашлась таким криком, таким стоном, таким раздирающим слух воем, что довершила дело, начатое Аттой, – иными словами, голос ее проник сквозь стену в мужнюю спальню, и Хашим проснулся.

* * *

Пока Шейх думал, что лучше – нырнуть под кровать или дать ростовщику по макушке, – Хашим схватил полосатую трость[14] со скрытым длинным клинком, которую с недавних пор перед сном ставил возле себя, и, не заметив грабителя в темноте по другую сторону от кровати, поспешил в коридор. Тогда Шейх быстро нагнулся и молниеносно выхватил из-под подушки фиал с волосом Пророка.

А Хашим в коридоре выхватил из трости клинок. Клинок он держал в правой руке и, как сумасшедший, вращал им над головой. А в левой держал трость и потрясал ею в воздухе. Тут из ночной темноты в коридоре возникла некая, тоже темная, фигура, и Хашим, исполненный гнева, хотя еще не до конца проснулся, вонзил в нее свое оружие и, по роковой случайности, попал в самое сердце. После чего включил свет и, обнаружив перед собой бездыханное тело дочери, в ужасе перед содеянным обернул клинок против себя, приставил к своей груди и налег на него всем своим весом, сведя таким образом счеты с жизнью. На шум в коридор выбежала его жена, единственная, кто уцелел из всей семьи, и при виде двух трупов в одно мгновение сошла с ума, что через некоторое время было подтверждено медицинским свидетельством, и ее родной брат, заместитель комиссара полиции, пристроил ее в психиатрическую лечебницу.

* * *

Шейх Син сразу понял, что дело не выгорело.

Пока в коридоре разыгрывалась описанная выше кровавая драма, он, забыв о ларцах с драгоценностями, до которых было рукой подать, выбрался из дома через окно в спальне Хашима и сбежал. Домой он явился еще затемно, растолкал жену и сказал, что вернулся с пустыми руками. Теперь придется, сказал он ей шепотом, на некоторое время залечь на дно. Жена слушала его, не открывая глаз.

* * *