– Надо оставить визитку, – предложил первый. – Тогда он будет знать, кто его ищет.
– Блеск, – сказал второй и дал Миксеру в зубы. – Вот ты ему все и передашь, – сказал второй и двинул старику в глаз. – Когда вернется. Уж не забудь.
После них Миксер запер дверь на замок, и потом, уже за полночь, в нее застучали.
– Кто? – спросил Миксер.
– Друзья махараджи Б., – ответил голос. – Ах, простите, соврал случайно. Мы знакомые махараджи.
– Знакомые его леди, – поправил его второй. – Чтобы уж быть совсем точными.
– По этой причине мы просим аудиенции, – сказал первый.
– Нет, – сказал Месир. – Самолет. Нет. Нет его.
За дверью наступила тишина.
–
– Будьте любезны, – сказал первый голос, – передайте Его Высочеству, мы будем с нетерпением ждать его возвращения.
– Наши лучшие пожелания нашему общему другу, – сказал второй голос. – Ждем с нетерпением.
В этот раз обошлось без применения грубой силы, но Миксер, вернувшись в каморку, заплакал. Потом поднялся в лифте на пятый этаж и через щель почтового ящика шепотом вызвал Мэри, которая спала на полу на своем матрасе.
– Я не хотела будить сахиба, – сказала Мэри. – Ты и сам понимаешь, а? А бигум за день так устает. Так что скажи нам, баба́, ты, что делать?
Какого решения она от меня ждала? Мне было шестнадцать лет.
– Миксер должен вызвать полицию, – неоригинально предложил я.
– Нет, нет, баба́, – горячо запротестовала Мэри. – Если у махарадж будет скандал из-за Ухажерчика, в виноватых окажется только он.
Других предложений у меня не нашлось. Они оба смотрели на меня умоляющими, испуганными глазами, а я стоял перед ними и чувствовал себя дурак дураком.
– Идите спать, – сказал я. – Утром что-нибудь придумаем.
Утром ничего не произошло, тучи рассеялись. Не верилось ни в кулаки, ни в угрозы. Днем в закуток к Ухажерчику зашли оба махараджи и оба сунули в кармашек жилета по пятифунтовой бумажке.
– Защитил свою крепость, приятель. Молодец, – сказал принц П., а махараджа Б. с чувством добавил:
– Держись. Все в порядке, ачча? Все закончилось.
В тот день после обеда мы втроем – с айей Мэри и Ухажерчиком – держали военный совет и пришли к выводу, что никаких действий больше не требуется. В подобных ситуациях привратник всегда на передовой, говорил я, а он свой рубеж удержал. Самое страшное позади. Подтверждение получено. Всё, конец.
– Всё, конец, – с сомнением повторила айя, но ей так хотелось успокоить Месира, что она быстро согласилась и посветлела лицом. – Ухажерчик, – сказала она. – Конечно! Всё в корядке, конец.
От радости она захлопала в ладоши и предложила ему сыграть в шахматы, и Миксер впервые отказался.
На какое-то время бурные события в доме оторвали меня от мыслей о Мэри-Конечно и Миксере.
У одиннадцатилетней нашей Мунизы рановато начался трудный возраст. Гневливая, как и отец, она тоже стала подвержена вспышкам ярости, а когда теряла контроль, бывала невыносима. В то лето Муниза, кажется, не упустила ни одного случая сцепиться с отцом и, несмотря на свой нежный возраст, почти на равных мерялась с ним силами. (Однажды, когда я вмешался в их схватку в кухне, Муниза схватила кухонные ножницы и недолго думая запустила в меня. Ножницы пропороли мне ногу. С тех пор я старался держаться от их ссор подальше.)
Наблюдая за этими баталиями, я начал сомневаться в смысле семьи как таковой. Я смотрел на вопившую сестру и думал, до чего успешно она справлялась с задачей разрушения и себя, и отношений с людьми, в которых нуждается больше всего на свете.
Смотрел, как кривится лицо отца, и думал о британском гражданстве. По тогдашнему своему индийскому паспорту я мог ездить только в несколько стран, аккуратненько перечисленных на странице справа. Но вскоре должен был получить новый, британский, и тогда собирался уехать от них от всех. Я не желал больше видеть ничьих искривленных лиц.
В шестнадцать лет еще думаешь, будто от отца можно сбежать. Еще не замечаешь в своем голосе его интонаций, не видишь, как повторяешь его походку и жесты и даже расписываешься, как он. Не слышишь отцовского шепота в голосе своей крови.