Вот идет цивилизация

– Тут ты, Агесилай, может, и прав. Негоже возвращаться к царю Полидекту с пустыми руками. Ну, выяснить это не так уж сложно.

Что, лихорадочно думал Перси, это за мир? «Людей мы выбрасываем обратно – у нас их и так хватает…» И как, интересно, они собираются проверить его на принадлежность к человеческому роду? Тут он увидел, что здоровяк (одетый, кстати, лучше остальных) вынимает из ножен на спине большой меч, острие которого незамедлительно уперлось в грудь Перси.

– Советую тебе, сынок, побыстрее превратиться обратно в чудовище. Иначе тебе вряд ли удастся назад, в море, потому что я разрублю тебя на шесть частей, и займет это не больше пары секунд. Мой тебе совет, ступай тихо-мирно в клетку моего брата. А теперь скажи, кто ты?

Перси хлопнул себя по лбу ладонью. Чего от него ждут? Чтобы он, не сходя с места, превратился в кого-нибудь крылатого или хвостатого? Или в парочку сиамских близнецов? Потому что в противном случае его гарантированно разделают на котлеты.

– Ладно, – буркнул, нахмурившись, Диктис. – Хочешь упорствовать – на здоровье. Посмотрим, поможет ли это тебе. – Он сделал пробный взмах, потом занес меч над головой для решающего удара. Перси поперхнулся.

– Я все скажу! – пролепетал он. – Все скажу! Я… я… – Что такого он может сказать им, чтобы они остались довольны? Какую ложь может наскоро состряпать – так, чтобы они поверили? Они хотят, чтобы он превратился в какое-нибудь чудовище… Чудовище! Он ведь только что говорил с… Слова его сорвались с губ прежде, чем он успел хоть как-то обдумать их. – Я тот, кого морской змей приветствовал как сына Данаи.

Он надеялся только, что здоровяк помедлит с ударом. И тот помедлил. Диктис опустил меч и отступил на шаг, вытаращив на него глаза.

– Ты… ты сын Данаи? Тот, что должен убить горгону?

– Тот самый, – кивнул Перси, покраснев, словно знаменитость, которую вдруг узнали среди посетителей ночного клуба. – Я… я смерть принес горгоне. Тот, кто подарил вам на память голову с гривой из змей, плоть обращавшую…

– То бишь, еще подаришь, – поправил его Диктис. – Дело-то еще не сделано. Ну и ну! Что-то худоват ты для такой работенки, пусть волосы у тебя и рыжие. Как тебя звать?

– Перси. Перси Эс Сей.

– Точно! – завопил Агесилай и поспешно выскочил вперед; борода болталась у него за спиной как сбившийся шерстяной галстук. – Все сходится, Диктис, – абсолютно все! До последней точки пророчества! Его зовут Персей, он рыжий, и ты поймал его сетью, – все как предсказал оракул…

Диктис упрямо выпятил губу и покачал головой.

– Одно дело – оракул, – буркнул он, – а совсем другое – мускулы. Только не говорите мне, что этот хиляк собирается одолеть тварь, наводящую ужас на самых отважных воинов… Да что там, даже на других чудовищ. Гляньте на него: он уже трясется от страха!

Это было не совсем так. Перси действительно дрожал, но ведь он стоял на ветру, раздетый и мокрый, да и пережитое потрясение тоже не слишком успокаивало. Однако ему не нравилось еще одно: то, как все обсуждали его кандидатуру в качестве убийцы этой Горгоны. Он ляпнул это исключительно для того, чтобы отвлечь Диктиса, но все, похоже, ухватились за эту тему и не желали ее менять. Тварь, наводящая ужас на людей и богов! Он с тоской подумал о событиях пятиминутной давности, когда он бултыхался в своей дырявой ванне посреди кишащего змеями моря. Что за счастливые, беззаботные времена были!

– Его ж даже не Персеем зовут! – настаивал Диктис. – Персесесеем, или как там его… Вы ведь не хотите сказать мне, что эта дрожащая сопля станет героем героев всех времен?

– Конечно же станет! – с энтузиазмом затряс головой Агесилай. – А что до имени, так оно, сдается мне, достаточно похоже. Имена у оракулов частенько звучат неразборчиво. И вот вам сундук, в котором, согласно пророчеству, должен явиться к нам Персей со своей матерью Данаей после того, как царь Аргоса Акрисий бросил их в море.

– Да, но в пророчестве говорилось о том, что Персей будет ребенком, – встрял в разговор другой тип в набедренной повязке. – Разве не так?

– Ну, – не сдавался Агесилай, – Оракулы, бывает, и с возрастом ошибаются.

Вид у пожилого оппонента сделался такой, будто он отныне и впредь утратил всякую веру в пророчества оракулов. Перси поймал себя на том, что даже сочувствует ему. Агесилай явно был на его, Перси, стороне – вот только неизвестно, к худшему или к лучшему могла обернуться его победа в этом споре.

Однако Диктис и не собирался сдаваться.