Вот так соседка

– Письмо? – повторила я. С чего бы? Я же не подписывалась во время Американской революции. Я даже не знала, что такое заверенное письмо, никогда раньше не отправляла и не получала такое. – А потом что? Несу в Ородруин и кидаю в огонь?

– Нет, отправляете его нам по почте. Надо включить всю вашу личную информацию, имя, адрес, номер телефона, номер социального страхования, дату рождения, номер карты клуба и номер договора. Когда мы получим всю эту информацию, нам потребуется примерно восемь недель для обработки запроса.

А размер обуви им не нужен? Ну блин. Еще два месяца грабежа средь бела дня. Нет уж, спасибо.

– А какой второй способ?

– Вам нужно явиться лично в фитнес-клуб для отмены вручную.

Вручную? Что это вообще значит?

– Приеду завтра в обеденный перерыв для отмены.

Затем я бросила трубку, пока не посоветовала Кики сделать более правильный выбор в жизни и прекратить работать там, где у нищих учителей отнимают последние деньги.

Тайлер вернулся с едой и разложил ее на столе. Я подвинула ноутбук, чтобы освободить место, и встала, чтобы принести тарелки и вилки.

Когда я села обратно, он уже открыл все контейнеры и спросил:

– Какие у тебя планы на вечер?

Я взглянула на свою одежду.

– На мне штаны для «Нетфликса». Это значит, весь вечер я дома.

– Я тут подумал, не пойти ли на выставку после ужина? Ту, о которой говорили ты и Уолтер Лавлесс. Пойдешь со мной?

Мое сердце часто забилось, и я сглотнула несколько раз, прежде чем смогла ответить максимально отстраненно:

– Конечно.

– Классно. Значит, свидание.

Он всерьез или шутит? Это свидание? Я почувствовала, что мне не хватает информации, чтобы вычислить, правда это или просто слова, потому что во всех смыслах это выглядит как свидание, только между нами была договоренность оставаться друзьями, так что ха-ха, это все шуточки?

Ну парни дают.

Пришло сообщение от Шей.

«Еще не поцеловала его?»

Что не так с нами двумя? Почему мы с Шей мысленно видели ситуацию не такой, как она есть? Иногда казалось, что я настолько погрузилась в мечты, что стала наяву жить галлюцинациями. Взгляды, долгие прикосновения, чувства.

Я всегда была мечтательницей. Я любила надеяться на светлое будущее и делать все, чтобы приблизить его. Но эта ситуация? Все было отчетливо ясно, хоть и не верилось.

Мой ответ был краткий и ясный.

«Нет. Этого не будет».

Нам обеим надо это помнить.

Глава шестнадцатая

– Ну как тебе? – спросила я. Тайлер прошел большую часть выставки вместе со мной. Он внимательно следовал моему совету читать название картины и описание на стене и просто погружаться в каждое произведение, пытаясь уловить свой эмоциональный ответ на него.

– Я… как назвать? Пещерный человек? Мещанин? Потому что ничего из этого не понимаю. Я будто что-то упускаю.

– Тут не надо понимать, – объяснила я, – на деле, думаю, загадка, что хотел сказать автор, делает задачу интереснее. Тут ты сам решаешь, что чувствуешь к картине. Думаю, самое прекрасное в абстрактном искусстве – это то, что в нем нет правил. Его суть в свободе выражения.

– Как скажешь.

Я рассмеялась от того, как он нахмурился.

– Все не так плохо. Взгляни на эту. Очень нравится, что цветные пятна такие яркие и жизнерадостные. Что думаешь?

– Не хочу быть парнем из анекдотов, но, как по мне… совсем не впечатляет. Если честно, выглядит, как будто тюбики с краской напились на вечеринке, их стошнило, затем они начали совокупляться с другими тюбиками, рождая детишек-пятнышек, затем и детишкам стало плохо, и в результате родился этот шедевр. Жаль, что в высшем обществе не поговоришь о реалити-шоу. Думаю, я бы отлично и с интересом их обсудил.

– К сожалению, тут никто не считает, что реалити-шоу на ТВ – искусство, и ты прав, это особо не обсуждается на вечеринках. Ну если только твой собеседник – не актер «Настоящих домохозяек».

– Я тоже не считаю ничего из этого искусством. Извини. Я слишком груб? – спросил он, пока мы уходили от картины с любовью и тошнотой красок.

В отличие от других мужчин в моей жизни, он был глотком свежего воздуха.

– Одна из черт, которые мне больше всего нравятся в тебе, – твоя честность.

– Да? А что тебе еще во мне нравится? – казалось, что он флиртует со мной, но, возможно, я проецировала на него свои собственные чувства.

В нем я любила многое. Его преданность к собаке, доброту, шарм, чувство юмора, интеллект, заботу, то, как он превращал будни в праздники. А еще у него было лицо, ради которого ангел бы спустился с небес, чтобы только быть рядом.

Ничего из этого я не могла сказать.

– Мне нравится, что из твоего имени нельзя сделать каламбур.

– Странноватые вкусы.

– Ты не говорил, что надо иметь нормальные. – Мы прошли еще одну комнату, и я сказала: – Тут действительно есть пара полотен Ротко.

Мы подошли к стойке напротив одного из них, и Тайлер сказал:

– Не хочу огорчать, но это просто цветные прямоугольники. Снова скажу: не понимаю.