Воздается по вере. Грехи имеют свою цену. Книга третья

Уже в забытьи Маша опять почувствовала сначала потягивание, следом ноющую, неприятную боль в том же месте. Очнувшись, услышала позвякивания посудой и шаги на кухне. Дверь в комнату закрыта. Самая ранняя пташка – мама, проходя мимо, тихонечко прикрыла ее, чтобы ненароком не разбудить дочку. Болезненное ощущение продлилось недолго. Отпустило. Женщина, не торопясь, поднялась с постели. За окном на улице стоял плотный серый туман. Фары проходящих машин словно выплывали из ниоткуда и, уносимые вместе с шумом мотора, исчезали в никуда, на короткий миг освещая бледным светом стены комнаты.

Молодая женщина накинула халат, включила настольную лампу и открыла книгу. Раз уж не удается поспать, то лучше почитать, чем невольно прислушиваться к себе в ожидании следующего приступа боли. За чтением забылась. Приступ опять вернулся, теперь уже эстафету приняла еще поясница. Когда отпустило, Мария направилась в кухню. Родители дружно завтракали. Вернее, наслаждался кофе и бутербродами отец, мама, как всегда одновременно: помешивала в кастрюле, мыла посуду и налетами то кусала бутерброд, то судорожно глотала из кружки остывший кофе.

– Привет, родственники! – весело поприветствовала родителей дочь, медленно вплывая в кухню.

– Ты чего не спишь? – прошамкал Вадим Андреевич.

Галина Ивановна мельком глянула на дочь.

– Привет, привет!

– Мам, я тут хотела узнать . . . .

– Узнавай быстрей, мы уже уходим.

Маша облокотилась на дверной косяк.

– Я сегодня ночью проснулась. Сначала не поняла в чем дело, какое-то странное ощущение в теле, низ живота тянет. Потом прошло, я уснула. Проснулась: тянет и болит, теперь еще поясницу стало прихватывать.

Галина Ивановна оторвалась от кастрюли, внимательно посмотрела на дочь:

– Боли повторяются?

– Ага, но не часто. Я, конечно, время не засекала.

– Машку нужно отправить в роддом, звони в скорую, – Вадим Андреевич распорядился тоном не терпящим обсуждений.

– Перестань, Вадим, ей рано в больницу, – отмахнулась Галина Ивановна, выключая конфорку.

– Галя, ты с ума сошла. У Машки начались схватки. Мы сейчас уйдем на работу, а ей станет хуже. Куда она кинется?

– Послушай меня, она рожает впервые, поэтому схватки затянутся. У первородков так.

– Я не знаю, как у первородков, но оставлять девчонку одну в сложной ситуации нельзя, – отрезал отец. – Как ты себе представляешь сегодняшнюю работу? В голове одна Машка. Чего только не привидится!

– Успокойся, думаешь в роддоме ей будет лучше?

– Во всяком случае, безопасней! Не спорь, вызывай скорую.

Обалдевшая, Мария молча слушала перепалку родителей. Она не хотела из-за коротких с большими перерывами приступов, отправляться в роддом. За нее все решили.

– Маша, давай собирайся. Может быть отец прав. Там будешь под присмотром врачей. – Галина Ивановна вышла в прихожую, где на тумбочке стоял телефон.

– Я есть хочу, – попыталась отговориться беременная.

– Мария, собирайся. – Вадим Андреевич вышел из кухни. Из прихожей донеслись слова, обращенные к жене, – Галя, ты дождись скорую и отвези Машку в роддом. Я твоих предупрежу и пришлю за тобой машину.

Мария родила только на следующее утро. Днем схватки продолжались не долго, да и боль была терпимой. Зато ночью процесс с каждым часом набирал обороты. Боль становилась нестерпимой, она ходила по палате и только, когда ненадолго отпускало, становилась перед кроватью на колени и укладывала голову на подушку. Изредка заходила дежурная врач, осматривала и уходила, бросив на ходу:

– Рано еще, терпи.

И Маша терпела. К утру она уже еле передвигая ногами, упала на кровать и, руками вцепившись в прутья железной спинки, вместо стонов и криков, зарычала первую попавшуюся на ум мелодию. Пот струйками стекал по лицу, перемешиваясь со слезами, живое тело раздирало, горло пересохло и только отдельные слова песни шепотом срывались с перекошенных от боли, губ. Она уже плохо различала людей, все плыло вокруг. Сквозь боль она услыхала:

– Ну что, милая моя, пойдем рожать.

– Не мо-о-о-о-гу, – выдавила страдалица.

– А я помогу.

Ее потянули сильные руки:

– Отцепись от кровати, держись за меня.

Перед обессилевшей женщиной откуда-то извне возник образ крепкой пожилой женщины в белом халате, белой косынке и круглым, широким лицом. Образ поднял Машу и, взвалив на себя, потащил по коридору. В родовой палате ее положили на родильный стол.

– Что же ты, милая моя, так поздно за ребеночком пришла? – поинтересовался Образ, закатывая рукава. – Ты бы еще на пенсии пожаловала.

Это были последние слова, которые разобрала Мария. А дальше раздирающая боль и мрак. Она очнулась, когда новорожденный сын уже лежал рядом на специальном детском столе, голенький с перевязанной пуповиной и почему-то немножко светло фиолетовый.

– Почему он фиолетовый? – еле слышно выдавила из себя начинающая мать. – Он останется таким?

– Ну вот, очухалась. Славненько, – раздался знакомый голос. – Не переживайте, мамаша, все будет путем.