Дело было не только в том, что под Харьковом в результате недооценки сил противника мы потеряли большое количество людей и техники. С точки зрения военно-исторического анализа тяжелейшие последствия нашей неудачи под Харьковом заключались в том, что противник получил стратегическую инициативу, которой немедленно воспользовался, организовав на юге наступление большими силами через Донбасс в расходящихся направлениях на Сталинград и Северный Кавказ. Без всякого преувеличения можно сказать, что неудача под Харьковом во многом предопределила весь тяжелейший сорок второй год. И хотя между Харьковом и Сталинградом лежала огромная территория, ход событий в мае — июне сорок второго года дал основания современным военным историкам рассматривать те бои как начало боев на дальних подступах к Сталинграду. Не прошло после наступления под Харьковом и трех месяцев, как все мы — уцелевшие участники боев на Барвенковском выступе — оказались бойцами Сталинградского фронта.
В небе Сталинграда
После тяжелых боев на воронежском направлении и в Донбассе войска Юго-Западного и Южного фронтов с 28 июня по 24 июля отступили на 150–400 километров, оставив Донбасс. Гитлеровские войска вышли в большую излучину Дона и создали непосредственную угрозу Сталинграду и Северному Кавказу.
В те дни авиационные части вынуждены были часто менять места базирования. Вылеты на новые аэродромы — Сватово, Ново-Псков, Россошь — как правило, сочетались с выполнением боевого задания — на прикрытие своих отходящих войск, на прикрытие переправ через реки, на штурмовку. Случались и вылеты «особо срочные» — когда мы выходили из-под удара. Таким был наш вылет ранним утром с аэродрома Евстратовка под Россошью.
Накануне был напряженный летный день. Впрочем, в то лето почти все дни были такими: погода стояла сухая, жаркая, в небе ни облачка, Боевые вылеты начинались с рассвета и с боями длились до сумерек. С наступлением темноты, вымотавшиеся до предела, мы засыпали. Короткой летней ночи часто не хватало, чтобы сбросить усталость, а с утра начинался очередной, очень долгий и напряженный день.
В то утро я внезапно проснулся от ощущения тревоги. Еще было темно: рассвет чуть брезжил. Снаружи, из темноты, доносились голоса, шла какая-то суета, беготня. Спали мы в избах, километрах в двух от аэродрома.
Вскоре послышалось тарахтенье мотора — подошла полуторка.
Все это я зафиксировал в несколько минут. Сна как не бывало. Вместе с другими летчиками еду в полуторке на аэродром. Со всех сторон к аэродрому бегут техники, механики. Часть самолетов уже подготовлена к вылету. С запада, совсем недалеко от аэродрома, доносятся выстрелы. Иногда видны вспышки. Взлетают ракеты — в нескольких километрах от аэродрома идет бой. Каждую минуту сюда, на взлетную полосу, могут ворваться вражеские танки.
Подбежал Баранов.
— Борис, по готовности за тобой вырулят остальные. Веди группу в Урюпинск.
— А ты?
— Выруливай! И взлетай быстро!
Баранов исчез.
Я достал карту. Урюпинск… Ого куда! Стало быть, до Урюпинска нет подготовленных площадок. Раз Баранов сказал «веди в Урюпинск», значит, он это знает.
Протянул я по карте линию. Напрямую. Получилось — на предельной дальности. Поведу как получится.
Темно. Подошел техник.
— Товарищ командир, разрешите инструмент положить.
— Клади. Только смотри, закрепи сумку.
Я готов взлетать — жду, кто же еще со мной? Подбежал летчик:
— Товарищ командир, вы поведете?
— Я. Давайте поживей! Выруливайте за мной!
Вырулил на взлет, встал, жду. За мной с разных сторон подруливают еще несколько машин. Снова откуда-то возник Баранов. Энергично машет: давай! давай! Взлетайте! Некогда ждать!
Взлетаем…
Снизу, с земли, идут трассы. Довернул к востоку. Ко мне пристроились идущие следом «яки». Кое-кого немецкие зенитки зацепили на взлете, но сбитых нет.
Повел группу к Урюпинску. Места незнакомые. Смотрю на карту, определяю курс по ориентирам. Светает. Идем правильно. Уклоняться нельзя — горючего в обрез. Есть ли комендатура в Урюпинске?
Ну вот и пришли. Возле города — полевая площадка.
Распускаю строй, произвожу посадку. Смотрю, как приземляются остальные.
В Урюпинске нас, конечно, никто не ждал. Подъехала машина, из нее вышел человек в командирской форме. Я объяснил, что вывел группу из-под удара в районе Россоши. Над аэродромом появилась еще одна группа «яков» — Баранов привел остальных.
Два техника, которых мы перевезли в фюзеляжах «яков», занялись осмотром и подготовкой самолетов. Здесь повсюду была безмятежная тишина, от которой мы давно отвыкли. Поблизости — речка Хопер. Впервые за много дней мы получили возможность искупаться и полежать под солнцем на теплом песке…