Вожди и заговорщики

Ленинградские комсомольцы тоже не сидели сложа руки и распространяли среди своих организаций «синюю папку» — подборку статей «правых» с критическими комментариями. По меркам того времени это было типичным проявлением фракционности.

Все эти дискуссии вылились на партию внезапно. Недавние товарищи гвоздили друг друга, и трудно было разобраться, в чем там у них дело. Для большинства коммунистов различие во взглядах между Зиновьевым и Бухариным было слишком сложным. В этих условиях, как и в случае с Троцким, партийная масса предпочла оставаться на стороне начальства: в Ленинграде — на стороне Зиновьева, в остальных регионах — на стороне Сталина и Бухарина. Вне Ленинграда Зиновьева поддержали еще некоторые сотрудники Коминтерна, а также два известных лидера — Каменев и жена Ленина Н. Крупская, связанная с ними старой дружбой и разделявшая старые догматы ленинизма. «Новую оппозицию поддержал кандидат в члены Политбюро, министр финансов Сокольников и зампред Реввоенсовета Михаил Лашевич. Но это было практически все. „Можно только сказать, что все было подготовлено чрезвычайно искусно, — это мы должны признать, — и нас заставили принять бой тогда, когда соотношение сил такое, что бой принять не следует“[182]

— признавал Лашевич.

В сложившихся условиях октябрьское „соглашение о мире“ уже ничего не стоило. Накануне съезда Зиновьев потребовал себе права на содоклад, чтобы иметь возможность подробно разъяснить свою позицию. Отказать было нельзя, делегаты могли сочувственно отнестись к идеям „новой оппозиции“, апеллировавшей к привычным для большевиков бедняцким уравнительным лозунгам.

Идеи „новой оппозиции“ были близки взглядам Троцкого, который был возмущен тем, что „вся полоса хозяйственно — политического развития оказалась окрашенной пассивным преклонением перед состоянием крестьянского рынка“[183]

. Но, считая Зиновьева и Каменева зарвавшимися чиновниками, памятуя о травле, которую они против него развернули, не мог поддержать этот новый вызов Сталину и правым большевикам: „позиция, занятая ленинградскими верхами, является бюрократическим извращенным выражением политической тревоги наиболее передовой части пролетариата за судьбу нашего хозяйственного развития в целом и за диктатуру пролетариата… Глухой верхушечный пока что характер борьбы придает ее идейным отражениям крайне схематический, доктринерский и даже схоластический характер…, прокладывает себе дорогу обходными путями и путается в абстракциях, воспоминаниях, бесчисленных цитатах“[184]. Вот если Зиновьев признает стратегические идеи Троцкого, откажется от „ленинского“ догматизма, тогда пожалуй.

Троцкого больше интересуют проблемы развития промышленности. Почему бы Сталину, отношения с которым уже полгода ничем не омрачаются, не назначить на это место Троцкого? А раз так, не стоит торопиться с поддержкой оппозиции. Только в конце января, после разгрома „новой оппозиции“, Троцкий понял, что во главе ВСНХ его пока никто ставить не собирается. Тогда он свернул свою работу в этом органе.

А пока Сталин предлагал союз. Накануне съезда он сказал троцкисту Серебрякову: „Я предлагаю вашей фракции помочь нам в деле разгрома зиновьевской оппозиции“. Серебряков, опасаясь провокации, ответил, что фракции нет. „Леонид, — сказа на это Сталин, — я тебя позвал для серьезного разговора. Ты передай своему „старику“ об этом предложении“[185]. Сталин, часто встречавшийся с Троцким на Политбюро, действовал очень осторожно и боялся задать свой вопрос прямо. Помогать ему Троцкий не стал, но и в поддержку Зиновьева не выступил. Нейтрализовав Троцкого, Сталин обеспечил себе победу.

15 декабря, накануне съезда, большинство Политбюро послало смутьянам ультиматум: принять за основу резолюцию Московской организации, членам руководства не выступать на съезде друг против друга, отмежеваться от наиболее резких выступлений членов ленинградской организации Саркиса и Сафарова, восстановить в правах сторонников большинства Политбюро, исключенных из ленинградской делегации перед съездом.

Принятие этих требований означало бы полную капитуляцию. Зиновьев и Каменев отвергли этот „компромисс“, что позволило Сталину обвинить их в отказе от сохранения единства.

Решающее столкновение между большинством Политбюро и „новой оппозицией“ Зиновьева и Каменева произошло на XIV съезде партии 18–31 декабря 1925 г.