Возлюби ближнего своего

А вот история, после которой начнёшь верить, что душа человека не успокоилась и покидать этот мир не собирается. Помню, одна старушка попросила освятить ей квартиру. Когда я пришёл по указанному адресу, то выяснилось, что квартира эта вовсе не её. Раньше здесь жила другая женщина, но умерла, а потом уже и моя новая знакомая появилась в этом доме. Только оказалось, человек умер, а из дому не ушёл, и видел, как другая женщина ложилась на постель, где прежде спала она, стояла на привычном месте у плиты, подавала обед её мужу. Как она реагировала? Вот точно так же, прикасаясь ледяными руками, будила по ночам новую женщину её мужа. Иногда дралась, и даже щипалась, короче, применяла хорошо известные женские приёмы.

— Я уже и спать-то боюсь ложиться. Хоть назад в свою квартиру возвращайся.

Интересно, что муж ничего не чувствовал и выслушивая жалобы новой сожительницы был уверен, что та блажит, и не сразу согласился позвать священника освятить жилище.

В доме у них везде, где только можно были расставлены фотографии прежней хозяйки, видимо, вдовец очень любил жену. А на стене, прямо рядом с кроватью, висел ещё и её огромный, писанный маслом, портрет. На холсте под самим изображением кто-то написал фамилию имя и отчество усопшей, а ещё ниже добавил годы её жизни и эпитафию, типа: «Мир праху твоему». Удивляюсь, что за портрет такой непонятный, и зачем на нём все эти надписи? Получается, не портрет, а прямо-таки кладбищенский памятник.

Спрашиваю: — А где похоронена прежняя хозяйка?

— Батюшка, я вам точно и не скажу. Видите, как у них получилось. Мария Ивановна гостила у детей в столице и почувствовала себя плохо, и пока скорая помощь приехала, она уже умерла. Везти сюда тело не стали, дорого это и хлопотно. Женщину сожгли, а с прахом вышло не очень хорошо. Как я поняла, дочери понадеялись друг на друга и урну с пеплом из крематория вовремя никто не получил. А это же Москва, прах затерялся, где-то его прикопали, а где, я не знаю. Так что выходит, могилки у неё нет, и памятника тоже нет.

— Могилки, может, и нет, зато памятник есть, вот он, — показываю рукой на портрет. Давайте условимся, я квартиру вам освящаю, а вы убеждаете мужа, что бы он хотя бы этот портрет убрал, иначе житья у вас с ним не получится.

Потом уже, как-то повстречав по дороге эту женщину, узнал, что дедушка пошёл навстречу её просьбам и отвёз портрет на дачу, но фотографии убирать наотрез отказался. Но вроде как в доме всё успокоилось, и по ночам её уже больше никто не тревожит.

Вообще таких историй очень много. Ещё работая на железной дороге, помню, один товарищ из нашей бригады рассказывал. Мы работали в дневную смену, а они с женой накануне ездили в какой-то московский театр. Понятно, что театр этот был моему товарищу глубоко до лампочки, но супруга его, школьная учительница, оказалась завзятой театралкой, и периодически вытаскивала его куда-нибудь в столицу.

— Когда мы с ней познакомились, это ещё задолго до женитьбы, пришлось мне, конечно, помучиться. Раз в две недели я в театр, как штык. Потом ребёнок родился, мне уже полегче, не до театра ей стало, сам понимаешь. А тут на днях взмолилась, едем да едем, не могу уже, устала всеми днями в четырёх стенах сидеть. Короче, договорились мы с соседкой, хорошая такая женщина, согласилась она нашего Витьку до утра покараулить, а мы с женой, значит, в театр. В кафе потом посидели, а ночевать поехали к родственникам. Утром приезжаем, заходим домой, а там ни Витьки, ни соседки. Мы к ней в квартиру напротив, они там.

— Ох, и натерпелась я у вас страха, ребята, вы уж меня простите, но больше я в вашу квартиру не ходок, и на ночь у вас никогда оставаться не стану. Мы недоумеваем:

— Да что ж это? Что могло такого случиться за время нашего отсутствия?

— А вот глядите, — и совсем меня не стесняясь, распахивает халат и показывает, а у неё на внутренней стороне бедра отпечаток большой мужской ладони. Да такой синий — синий, аж чёрный.

— Только мы с вашим Витькой засыпать стали, — продолжает соседка, — чувствую, словно меня кто-то по спине трогает. Думаю, кто бы это мог быть, кошка что ли? Поворачиваюсь, а сзади никого, я и вокруг огляделась. Ладно, снова собралась ложиться, думаю, наверно, со сна померещилось. А этот невидимый как схватит меня вот здесь за ногу, — снова она показывает свой синячище. Я испугалась и бежать, потом спохватилась, мальчонку-то одного оставила. Вернулась, забрала его и ушла к себе домой. Такой страсти натерпелась, когда за Витькой назад возвращалась. Шла и всё только крестилась, да повторяла: — Господи помилуй! Господи помилуй!

— Наверно это у вас в доме какой-нибудь «Нафаня» завёлся. Советую своему товарищу: — Сходи в церковь, поговори с батюшкой, пусть он вашу квартиру освятит, Нафаня и уйдёт.

Товарищ мой весь день размышлял над моим советом, а в конце смены и говорит: