Читаем Возлюби ближнего своего полностью

— Иногда я действительно задаю глупейшие вопросы, — сказал он. — Но только от смущения, поверь. Ведь все это так ново для меня.

Комната Рут была чуть побольше, чем его, но обставлена примерно так же, если не считать шезлонга. Однако Керну все здесь казалось совершенно иным. Странно, подумал он, вероятно, все дело в ее вещах: узкие туфли, блузка, коричневая юбка... Как это трогательно, даже нежно! А разбросай я брюки, рубашку, башмаки, и получится полный кавардак.

— Знаешь, Рут, — сказал он, — а ведь нам с тобой никак не пожениться. Ничего не выйдет! Нет документов!

— Ну и пусть. Меня это волнует меньше всего. И вообще, чего ради мы снимаем целых две комнаты?

Керн рассмеялся.

— В угоду высокой швейцарской морали. Проживать без регистрации — еще куда ни шло, но находиться вдвоем в одной комнате, не будучи женатыми, — просто немыслимо!

Утром Керн дождался десяти часов. Потом пошел к себе за чемоданом. Выпишу несколько здешних адресов, подумал он, а Биндинг пусть себе выспится всласть.

Но в комнате никого не было. Видимо, Биндинг встал и ушел. Чемодан оказался открытым. Керн удивился — он точно помнил, что накануне запер его. Еще ему показалось, что флаконы лежат иначе, чем он раскладывал их обычно. Быстро обшарив чемодан, Керн нащупал за подкладкой небольшой конверт, но, раскрыв его, убедился, что швейцарские деньги исчезли. В конверте остались лишь две австрийские кредитки по пять шиллингов.

Вновь он перерыл все. Поискал даже в костюме, хотя наверняка знал, что денег в него не клал. Вечно опасаясь попасть в полицию, он никогда не брал с собой ничего лишнего. Случись несчастье, у Рут останутся хотя бы чемодан и деньги. Но сорок франков пропали.

Он сел на пол, рядом с чемоданом.

— Какой же негодяй! — произнес он вне себя от негодования. — Какой подлый негодяй! Разве такое вообще возможно?

Керн просидел так некоторое время, размышляя, сказать ли обо всем Рут, и решил сделать это только в случае, если другого выхода не будет. Не хотелось волновать ее лишний раз.

Наконец он взял список Биндера и выписал несколько бернских адресов. Затем набил карманы мылом, шнурками, английскими булавками, туалетной водой и спустился по лестнице.

Внизу он столкнулся с хозяином.

— Вы знаете человека по имени Рихард Биндинг? — спросил он.

Хозяин немного подумал, потом отрицательно покачал головой.

— Я говорю о человеке, который был здесь вчера вечером. Он хотел снять комнату.

— Вчера вечером никто с такой просьбой ко мне не обращался. Я вообще отсутствовал — до двенадцати играл в кегли.

— Вот оно что! А у вас были свободные комнаты?

— Да, три комнаты. Они и сейчас свободны. Вы ждете кого-нибудь? Могу предложить седьмой номер, на одном этаже с вами.

— Нет, не думаю, что человек, которого я жду, вернется. Он, пожалуй, уже на пути в Цюрих.

К полудню Керн заработал три франка. Он зашел в дешевый ресторан, намереваясь наскоро съесть бутерброд и затем продолжить торговлю.

Он подошел к стойке и с жадностью принялся за еду. Вдруг он едва не поперхнулся: за одним из дальних столиков сидел Биндинг.

Керн запихнул в рот остаток бутерброда, давясь, проглотил его и медленно направился к Биндингу, который, сидя за небольшим блюдом со свиными отбивными, красной капустой и картофелем, самозабвенно поглощал эту вкусную снедь.

Он заметил Керна, лишь когда тот подошел вплотную.

— Ах, это вы! — небрежно бросил он. — Ну, как дела?

— Из моего бумажника исчезли сорок франков, — сказал Керн.

— Это неприятно, — ответил Биндинг и проглотил большой кусок жареной свинины. — В самом деле неприятно!

— Отдайте мне то, что у вас осталось, и дело с концом.

Биндинг отпил глоток пива и вытер губы.

— Дело и так с концом, — добродушно заявил он. — Или вы намереваетесь что-то предпринять?

Керн злобно уставился на него. Охваченный бешенством, он еще не сообразил, что и впрямь ничего не может сделать. Пойти в полицию? Там потребуют предъявить документы, арестуют и вышлют.

Сощурив глаза, он смерил Биндинга оценивающим взглядом.

— Никаких шансов у вас нет, — сказал тот. — Я отличный боксер. Вешу минимум на сорок фунтов больше вас. А кроме того, драка в ресторане — это полиция и высылка.

В эту минуту Керн не думал о себе, но он тревожился за Рут. Биндинг сказал правду: его положение было и впрямь безнадежно.

— И часто вы проделываете такие штучки? — спросил он.

— Я этим живу. И, как видите, не так уж плохо.

Керн едва не задохнулся от бессильной ярости.

— Верните мне хотя бы двадцать франков, — хрипло сказал он. — Мне нужны эти деньги. Не для себя. Для другого человека. Они принадлежат ему.

Биндинг отрицательно покачал головой.

— Деньги эти нужны мне самому. Вы еще дешево отделались. За сорок франков узнали величайшую истину: никогда не надо быть слишком доверчивым.

— Это верно. — Керн угрюмо смотрел на него. Он хотел уйти, но не мог. — А ваша справка, конечно, липа?

— Представьте, нет! — ответил Биндинг. — Я сидел в концентрационном лагере. — Он рассмеялся. — Правда, за кражу в доме гауляйтера. Весьма редкий случай!

Он подцепил вилкой последнюю отбивную. Через секунду Керн держал ее в руке.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Антон Райзер
Антон Райзер

Карл Филипп Мориц (1756–1793) – один из ключевых авторов немецкого Просвещения, зачинатель психологии как точной науки. «Он словно младший брат мой,» – с любовью писал о нем Гёте, взгляды которого на природу творчества подверглись существенному влиянию со стороны его младшего современника. «Антон Райзер» (закончен в 1790 году) – первый психологический роман в европейской литературе, несомненно, принадлежит к ее золотому фонду. Вымышленный герой повествования по сути – лишь маска автора, с редкой проницательностью описавшего экзистенциальные муки собственного взросления и поиски своего места во враждебном и равнодушном мире.Изданием этой книги восполняется досадный пробел, существовавший в представлении русского читателя о классической немецкой литературе XVIII века.

Карл Филипп Мориц

Проза / Классическая проза / Классическая проза XVII-XVIII веков / Европейская старинная литература / Древние книги
Тайная слава
Тайная слава

«Где-то существует совершенно иной мир, и его язык именуется поэзией», — писал Артур Мейчен (1863–1947) в одном из последних эссе, словно формулируя свое творческое кредо, ибо все произведения этого английского писателя проникнуты неизбывной ностальгией по иной реальности, принципиально несовместимой с современной материалистической цивилизацией. Со всей очевидностью свидетельствуя о полярной противоположности этих двух миров, настоящий том, в который вошли никогда раньше не публиковавшиеся на русском языке (за исключением «Трех самозванцев») повести и романы, является логическим продолжением изданного ранее в коллекции «Гримуар» сборника избранных произведений писателя «Сад Аваллона». Сразу оговоримся, редакция ставила своей целью представить А. Мейчена прежде всего как писателя-адепта, с 1889 г. инициированного в Храм Исиды-Урании Герметического ордена Золотой Зари, этим обстоятельством и продиктованы особенности данного состава, в основу которого положен отнюдь не хронологический принцип. Всегда черпавший вдохновение в традиционных кельтских культах, валлийских апокрифических преданиях и средневековой христианской мистике, А. Мейчен в своем творчестве столь последовательно воплощал герметическую орденскую символику Золотой Зари, что многих современников это приводило в недоумение, а «широкая читательская аудитория», шокированная странными произведениями, в которых слишком явственно слышны отголоски мрачных друидических ритуалов и проникнутых гностическим духом доктрин, считала их автора «непристойно мятежным». Впрочем, А. Мейчен, чье творчество являлось, по существу, тайным восстанием против современного мира, и не скрывал, что «вечный поиск неизведанного, изначально присущая человеку страсть, уводящая в бесконечность» заставляет его чувствовать себя в обществе «благоразумных» обывателей изгоем, одиноким странником, который «поднимает глаза к небу, напрягает зрение и вглядывается через океаны в поисках счастливых легендарных островов, в поисках Аваллона, где никогда не заходит солнце».

Артур Ллевелин Мэйчен

Классическая проза