Она совершенно не ожидала, что они проплывут вверх по реке так далеко от того места, где Эми тогда нашла полусгнившую лодку. Когда Сэти уже совсем решила, что старик везет ее назад в Кентукки, он резко повернул плоскодонку, и они мгновенно оказались на другом берегу. Там он помог ей взобраться по крутому склону, а тот мальчик, что снял свою куртку, нес новорожденную, в эту куртку завернутую. Мужчина подвел Сэти к неприметной, покрытой ветками хижине с земляным полом.
– Подожди здесь. Скоро за тобой придут. Только никуда не выходи. Иначе тебя сразу обнаружат.
– Спасибо вам, – сказала она. – Мне бы очень хотелось знать ваше имя, чтобы правильно вас запомнить.
– Имя-то? Имя-то мое Штамп. Знаешь такой штамп: «Оплачено»? – сказал он. – Ты за ребенком-то смотри как следует, чтоб не плакал, ясно?
– Ясно. Буду смотреть, – сказала Сэти, да только обещания своего не сдержала. Когда через несколько часов прямо перед ней возникла незнакомка, она даже не успела услышать ее приближения. Это была невысокая молодая женщина с мешком. Она приветливо поздоровалась с Сэти.
– Я знак-то давно заметила, – сказала она. – Да все у меня не получалось быстрее прийти.
– Какой знак? – спросила Сэти.
– Штамп старый свиной хлев открытым оставляет, если кто-то с той стороны перебрался. И белый лоскут привязывает, когда еще и ребенок есть.
Она опустилась на колени и вытащила из мешка шерстяное одеяло, кусок хлопчатобумажной ткани, две печеные сладкие картофелины и пару мужских ботинок.
– Меня зовут Элла, – сказала она. – Мужа-то моего, Джона, сейчас дома нет. А ты сама куда направляешься?
Сэти сказала, что к Бэби Сагз и что уже отправила к ней троих своих детей.
Элла туго перевязала пупок младенца полоской ткани, словно вслушиваясь в недосказанное – в незаданные вопросы, в промелькнувшие как бы между словами сведения о неназванных, неупомянутых людях, оставшихся на той стороне. Она вытряхнула камешки из мужских ботинок и попыталась втиснуть в них ноги Сэти. Ничего не получилось. Печально вздыхая, они распороли их сзади по шву – действительно, было очень жаль портить такую ценную вещь. Сэти надела куртку того мальчика, так и не осмелившись спросить, известно ли что-нибудь о ее детях.
– Они добрались, – сказала Элла. – Штамп многих из той партии перевозил. Всех их оставили на Блустоун-роуд. Это недалеко.
Сэти замерла от счастья; благодарность переполняла ее, и она, тихо празднуя радостную весть, очистила от шелухи картофелину, разломила ее и съела.
– То-то они тебе обрадуются! – сказала Элла. – А эта кроха когда родилась?
– Вчера, – сказала Сэти, утирая пот. – Надеюсь, выживет.
Элла посмотрела на маленькое грязное личико, выглядывавшее из шерстяного одеяла, и покачала головой.
– Трудно сказать, – промолвила она. – Если бы кто-то вздумал спросить меня, я бы ответила: ничего и никого никогда не любите! – И тут же, словно желая смягчить резкость своего утверждения, улыбнулась Сэти. – Ты что ж, так сама и родила?
– Нет. Мне одна белая девушка помогла.
– Тогда нам лучше поспешить.
Бэби Сагз поцеловала ее в губы, но детей повидать сразу не позволила. Они спят, сказала она, а Сэти слишком грязная и страшная, чтобы будить их среди ночи. Бэби Сагз передала новорожденную какой-то молодой женщине в чепце, предупредив, чтоб не промывала девочке глазки, пока Бэби не принесет материнской мочи.
– Она уже плакала? – спросила Бэби.
– Немножко.
– Пора уж. Ну что ж, приведем в порядок ее мать.
Она повела Сэти в гостиную и при свете спиртовой лампы обмыла ее тело, начав с лица. Затем, поджидая, пока согреется очередная порция воды, присела возле нее и принялась шить что-то из серенького ситца. Сэти задремала и проснулась, только когда Бэби начала обмывать ей руки и плечи, потом прикрыла ее стеганым одеялом и поставила в кухне на огонь еще один таз с водой. Она разрывала простыни на бинты, шила что-то из серенького ситца и приглядывала за женщиной в чепце, которая возилась с малышкой, то и дело роняя слезы в готовящуюся еду. Обмыв Сэти ноги, Бэби Сагз внимательно осмотрела каждую ее ступню и легонько промокнула тряпочкой. Потом как следует вымыла у Сэти между ногами и внизу живота, использовав для этого целых два таза теплой воды и туго перевязала ей живот и промежность. Потом снова взялась за неузнаваемые ступни Сэти.
– Ты их чувствуешь?
– Чувствую – что? – спросила Сэти.
– Ничего. Поднимись-ка. – Она помогла Сэти встать и перебраться в кресло-качалку, а ноги ее опустила в ведро с соленой водой и можжевельником – отмокать до утра. Корку на ее сосках Бэби сперва смазала жиром, а когда она отмякла, смыла теплой водой. К рассвету по-прежнему молчавший ребенок проснулся и взял грудь.