Возлюбленная

Тогда Сэти их понимала, но теперь, когда у нее была оплачиваемая работа и хозяин, проявивший достаточную доброту и снисходительность, взяв к себе бывшую заключенную, она себя презирала за гордость, из-за которой воровство было для нее лучше стояния в общей с другими неграми очереди. Она не желала толкаться среди них. Не желала чувствовать их осуждение или жалость. Особенно сейчас. Сэти тыльной стороной ладони вытерла со лба пот. Рабочий день подходил к концу, и ее охватило приятное возбуждение. Никогда со времени своего бегства из Милого Дома не чувствовала она себя такой живой. Подкармливая объедками уличных собак, глядя, как жадно они едят, Сэти сурово поджала губы. Сегодня был такой день, когда она согласилась бы даже сесть к кому-то на телегу или в повозку, если б ей предложили. Никто, конечно, не предложит; целых шестнадцать лет гордость не позволяла ей никого просить об этом. Но сегодня! О, сегодня, сейчас ей больше всего хотелось поскорее пролететь долгий путь до дома и оказаться там!

Когда Сойер сердито предупредил ее, чтоб больше не опаздывала, она почти не слушала. Обычно он был с нею очень мил. Он вообще был человеком терпеливым и мягким, но с каждым годом – особенно после гибели на Войне сына – становился все более раздражительным и капризным. Словно виновата во всем была она, чернокожая Сэти.

– Ладно, – буркнула она, думая только о том, как бы поскорее пролетело время в пути.

Впрочем, можно было и не спешить. Когда, поплотнее закутавшись и клонясь под ветром, она двинулась наконец в обратный путь, мысли ее были заняты тем, что теперь она имела полное право забыть.

Слава Богу, мне ничего не нужно вспоминать вслух, ничего не нужно объяснять тебе, потому что ты знаешь все. Ты знаешь, что я никогда бы тебя не бросила. Никогда. Это единственное, о чем я тогда могла думать и к чему стремиться. Я должна была быть готова к приходу поезда. Тот учитель учил нас таким вещам, которым мы научиться не могли. Да мне было наплевать, как и что измеряют с помощью сантиметра. Все мы тогда смеялись над этим – все, кроме Сиксо. Он никогда ни над чем не смеялся. А мне было просто наплевать. Учитель измерял сантиметром мою голову, вокруг и вдоль, через нос; оборачивал сантиметр вокруг моей задницы; пересчитывал у меня зубы. Я думала, он сумасшедший. Особенно если судить по тем вопросам, которые он задавал.