Альбергар лежит на холме, лениво съезжая задом в море. Наверху, среди пышных садов и зданий белого камня живут благородные, а внизу, ближе к пристани — все остальные. Мы же помним, что в Лампаре «маг» и «дворянин» синонимы? Помним.
Чем дальше мы спускались, тем сильнее преображался город. В худшую сторону. Каменные постройки сменялись деревянными, а на узких улочках попадалось всё больше мусорных куч.
Справа что-то хрустнуло и на плечо Хокори легла массивная рука.
— Девчонки, вам, это… проводник не нужен? — хрипло протянул пьянчуга, приблизив вонючую, небритую морду к лицу моей спутницы.
Жизнь свою, он, похоже, ни в грош не ставит. Рыбина крутанулась на месте, звякнула сталь, и горе-ловелас рухнул с рассечённой яремной веной. Ей-богу, если бы люди не плодились, как кролики, давно бы вымерли.
Тяжело вздохнув, я присела на корточки рядом с мужчиной. Вокруг него расползалась лужа густой, тёмной крови.
— Лечить его будешь? — брезгливо фыркнула Селёдка.
— Маны жалко, а придётся… — Я снова вздохнула.
— Но зачем?! Разве он нам нужен?
— Что произойдёт, когда горожане найдут на улице труп?
— Отнесут своей иве? — Не задумываясь, выдала Хокори.
— Они будут искать убийцу. Люди похожи на костяшки домино: урони одну, за ней повалятся другие. В час опасности человечество переходит в режим «один за всех и все за одного». Сплачивается под градом невзгод. Убьёшь одного, придёт десяток, сотня, тысяча… Всех ты не осилишь.
Рана зарастала медленно. Чёртов алкоголь! Клетки не хотели нормально делиться!
— Пойми, дорогая, с местным людом меня мало, что связывает, пусть хоть вся империя вымрет. Миссия проще будет. Главное, чтобы нас за это не выпотрошили. Смекаешь?
— Вроде… — задумчиво протянула Селёдка. — Ты впервые так спокойно что-то объясняешь.
От такой наглости меня ажно перекосило.
— За истеричку меня держишь?! Не моя вина, что твои рыбьи мозги без криков шевелиться отказываются!
Разрез на шее пьянчуги превратился в тонкую розовую полоску, и я встала. Хватит с него. Жить будет.
— Слушай, расскажешь, что ему было нужно? — спросила Хокори, когда мы прошли очередной перекрёсток.
— Мужику? — Я искоса глянула на Селёдку.
— Угу, чего он пристал? Кушать хотел?
Девушка действительно была в растерянности. У них в деревне нет такого понятия, как «похоть»? Неудобненько. Леди на такие темы не разговаривают.
— Он хотел… размножаться.
Лицо рыбины озарило неподдельное удивление:
— Самец человека влюбился в меня с первого взгляда?!
Заметив, как моя челюсть укатилась в канаву, она добавила:
— Размножаются только те, кто любит друг друга, иначе не бывает!
Уровню моего шока сложно было подобрать цензурное описание. Наивный лепет Хокори граничил с бредом блаженного прихожанина какой-нибудь Богом забытой церквушки.
[Эфия, включай ускорение разума и объясняй.]
[Ничего нового вы не услышите, офицер. Акулины — потомки драконов. Их тела страдают от недостатка маны. Помните, что Энтинус говорил про лишние траты?]
[Что я не вырасту, если транжирить энергию буду.]
[Правильно. Живые клетки умирают без маны, она нужна им больше, чем огню дрова. Если энергии мало, организм отключает периферийные функции, чтобы спасти себе жизнь. Проще говоря, пусть подопечные Протея довольно сильны и выносливы, все они, поголовно, импотенты.]
[Откуда тогда в деревне дети?]
[Ива. Дерево, что посадил седьмой в останках древнего монстра. Пожирая тела мёртвых акулин, оно цветёт. Вы и сами это видели. Собрав лепестки, верховная жрица варит зелье, временно повышающее энергетические показатели своих сородичей.]
[И на «Пляже Протея» начинается оргия скумбрий], — закончила я за Железку.
[В целом — да, за одним исключением: Хомарико выдаёт зелье только состоявшимся парам.]
Понятненько. Хокори уже за двадцатку, а возбуждения до смены тела она вообще не чувствовала. Святая праведница! Была.
— Значит, слушай, Селёдка. Люди, в отличие от вас, могут размножаться, когда захотят, в любое время дня и ночи. Гормоны бушуют в нас, дай Боже, порой затмевая рассудок.
— Так вот, почему, думая об отце, я становлюсь сама не своя… Внизу живота всё сжимается, а сердце, кажется, вот-вот разорвётся…
— Да-да, сумасшедшее чувство. Гляди в оба. Будешь ворон считать, на тебя без всякой «любви» набросятся. Подожди, закончим дело — получишь столько Протеевой ласки, сколько в тебя, хех, влезет.
Окинув ехидным взглядом зардевшуюся рыбину, я свернула на рыночную площадь. Надо присмотреть ей обувь, все ноги уже сбила о мостовую.
12. Худший друг
Астра:
Лавочники гудели, сладкими речами приманивая немногочисленных прохожих. Чувствую, скоро здесь будет не протолкнуться. Быстро сделаем то, зачем пришли и завалимся спать. Меня ноги едва держат…
— Смотри-смотри! — Акула прилипла к первой попавшейся стойке с оружием.
И откуда в ней силы берутся? Ночь ведь не спали…
— Сверка-ает! — Млела спутница, разглядывая меч, отливающий серебром в лучах всходящего солнца. Сорока, блин, а не рыба.
— О-о! Вижу, мисс, глаз у вас намётан! — «Включился» торгаш. — Сей клинок был выкован много веков назад. Говорят, им владел ещё первый магистр-инквизитор!